Взрослые люди

— А ты не собираешься закончить посиделки, Стейн? — спрашиваю я, когда Кристоффер уходит в туалет. — Что, если маме будет одиноко?

Стейн улыбается мне, покачиваясь из стороны в сторону. Он совершенно не похож на папу. Папа был высоким и стройным, а Стейн всего чуть-чуть выше мамы, и тело его кажется высохшим.

— Ида, Ида, — произносит он. — Ты рулишь и наводишь порядок.

— Разве я рулю и навожу порядок? — улыбаюсь я.

Никогда не понимала, как разговаривать со Стейном.

— Да, ты очень явно рулишь, — кивает он. — Но я считаю, тебе больше не стоит пить.

Я чувствую, как в моей груди рождается злоба, но все равно улыбаюсь:

— Это уж я как-нибудь сама решу.

— Знаю. — Стейн машет руками. — Я не буду вмешиваться. Но, понимаешь, тебе не стоит сидеть здесь и флиртовать с мужчиной своей сестры.

— Какую ахинею ты несешь!

— Может, и ахинею. — Стейн встает и тянет спину. — Можно сказать, я несу ахинею. А сейчас я поступлю так, как ты велела, — говорит он и идет к дому. Проходя мимо Кристоффера, похлопывает его по плечу.

Кристоффер еще не хочет спать, Кристоффер хочет выпить со мной вина. Мы укутываемся в пледы и свитера и не заходим в дом. Мы сидим на складных стульях, я пьяна и много смеюсь. Мы хохочем над какими-то эпизодами из старых телесериалов, над словами, которые постоянно повторяют мама со Стейном, мы передразниваем их, и Кристоффер хохочет до упаду, потому что я очень злобно пародирую Стейна, он смеется до слез, я сейчас такая веселая, я не останавливаюсь. Кристоффер тоже веселый, он рассказывает, как Марту отчего-то заклинило, когда они красили дом, и он по-своему, почти злобно, подражает ее голосу, но вчера она разговаривала со мной еще злобнее. Коробка вина становится все легче и легче, и нам приходится перевернуть ее, чтобы налить, ни один из нас не помнит, сколько вина было в коробке, но не страшно, вечер только начался, говорим мы, вставать еще не скоро, мы справимся, раз уж начали, нечего и останавливаться. В животе у меня покалывает, это приятно, выпивать хорошо, в животе все успокаивается, что-то во мне хочет быть здесь, как же давно мне не хотелось находиться именно в том месте, где я нахожусь. Мы не обсуждаем продажу моей доли дачи, я даже думать не хочу о том, что Марта задала мне такой вопрос, что они это обсуждали и что мама согласилась это обсудить. Фьорд потемнел, и мы видим огни лодок, снующих туда-сюда, а совсем далеко видны мигающие огни маяка.

— Как здорово, что вы так хорошо поладили с Олеей, — говорит Кристоффер. — Должен признать, Ида. Черт, как же ты хороша.

Он хлопает меня по колену, хоть и не попадает по нему с первого раза. Он пьянее меня.

— Это приятно, — отвечаю я.

— Так-то так. — Он потягивается. — Черт, как же плечи затекли. Не все умеют находить общий язык с детьми.

— Между Олеей и Мартой сейчас не все ладно? — спрашиваю я.

— Сейчас много чего не ладно, если честно, — говорит он.

— Что, например?

Кристоффер некоторое время молчит, фыркает и долго пьет из бокала.

— Мне не стоит обсуждать это с тобой, — произносит он.

— Да ладно, — говорю я. — Я ничего никому не расскажу.

— О… — Кристоффер трет лицо руками. — Нет, вся эта заморочка с ребенком. Мы все время пытались, пытались, пытались и пытались. Я в конце концов так устал. Думал, не выдержу.

— Но ведь все получилось.

— Да, все получилось. Вот и приехали. — Он крутит свой бокал. — А теперь… теперь я не знаю, что делать.

— В каком смысле?..

— Я больше не хочу детей. — Кристоффер смотрит прямо на меня и, кажется, вот-вот расплачется. — У нас с Хеленой все совершенно расстроилось, как только родилась Олея. До того, как появится ребенок, представить невозможно, как это утомительно. Это сумасшедший дом. Я серьезно, представить это невозможно, — взмахивает он руками. — Когда мы расстались, я подумал, что, если у меня появится другая женщина, у нас никогда не будет детей, потому что слишком велик риск, что мы расстанемся прежде, чем ребенку исполнится два года. Я больше не хотел детей. И не хочу.

— Почему же так случилось? — спрашиваю я.

— Я не смог, — отвечает он, нижняя губа дрожит. — Я не смог сказать «нет». Не мог отказать ей. Нельзя запретить женщине хотеть детей.

— Разумеется, ты мог сказать «нет». Если она тебя любит, все равно останется с тобой.

Не уверена, что сама в это верю.

— Не думаю. — Он вытирает глаза, плачет и говорит все быстрее: — И вот теперь она ходит и старается радоваться, а я испытываю только… только страх. Я не могу спать, я даже не могу до нее дотронуться. Перед летним отпуском, — его дыхание сбивается, — перед летним отпуском мы были в гостях у Кристиана и Анны, да, это наши друзья, думаю, ты их не знаешь. — Я мотаю головой. — Нет, неважно, тогда Марта отказалась от вина, и все такие: ой-ой, что-то происходит, и нам пришлось просто рассмеяться и изображать загадочность. И в тот миг я почувствовал, что почти хочу, чтобы все снова расстроилось. Я даже не мог на нее смотреть. Мне не нужен еще один ребенок. Я не хочу. — Он безостановочно мотает головой.

— Давай налью, — предлагаю я.