Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть II: Тай-Цзи-Цюань

– Браво! – воскликнул Мо. – Ты быстро думаешь, это обнадеживает. Надеюсь, теперь ты поймешь, что тренировать мы будем голову, а тело у тебя и так тренированное дальше некуда. Его мы будем, наоборот, расслаблять, опять же используя мысль. И вот тебе первый, очень важный урок: ум хозяин, тело – слуга. Так что если ты правильно обучишь хозяина, то он наверняка быстро выдрессирует слугу. И ты записывай, записывай, не стесняйся. – С этими словами Мо подсунул мне толстенный блокнот (судя по его виду, записывать мне предстояло немало) в дорогом, явно кожаном переплете. На блокнот легла роскошная ручка, которую я осторожно взял в руки.

– Не сомневайся, – засмеялся Мо, – это самый настоящий Parker Pen Company. Будешь этим золотым пером записывать мои золотые слова. А если серьезно, то ты должен с первой минуты понять: все, что ты будешь записывать, – это древнее сокровище нашей культуры, оставленное нам нашими уважаемыми учителями и предками. А эта ручка – просто напоминание об этом, не более. Считай, что это мой подарок по поводу начала твоего ученичества у меня.

– Но вообще-то принято, чтобы ученик дарил учителю подарки, – удивился я.

– А тебе никто и не запрещает дарить мне подарки, – сообщил Мо. – Но никто и не запрещает мне дарить подарки тебе. Здесь, знаешь ли, Запад, тут у них все равны, демократия называется.

Такой подход меня удивил. С первых дней моего обучения я твердо знал, что учитель – это фигура совершенно особая. Разумеется, это не касалось школьных учителей и университетских преподавателей, которых всерьез ни их ученики, ни студенты никогда не принимали. Но «воинский» Учитель…

– Удивляться не надо, – прервал мои размышления Мо. – Во время занятий я для тебя непререкаемый авторитет. А в остальное время никто не мешает нам, как друзьям, пойти выпить пива в ближайший паб.

Такой подход меня вполне устраивал, тем более до меня только что дошло, что именно таким образом я строил отношения с учениками, которых по-настоящему обучал, когда жил в Союзе. На занятиях я им был учитель, причем очень суровый. А в остальное время – «друг, товарищ и брат». Когда мы только познакомились, некоторые из них порывались называть меня учителем. Я же сформулировал это так: «Я вам не учитель, я учу вас, потому что мы друзья». Но так было только с теми (очень немногими!), которых я действительно учил. В тех же группах, которые я набирал «для денег», мне было все равно, как они меня называют: хоть учитель, хоть мастер, хоть Минь, хоть Миша.

– Называть ты меня можешь, как захочешь, – продолжал Мо, как бы читая мои мысли. – Как тебе удобно, так и называй.

– А учителем можно?

– Почему нет? – искренне удивился Мо. – Я же тебя буду учить, так что это будет вполне честно и правильно. Ну вроде обо всем договорились. Чем и на чем писать у тебя есть, так что не будем терять времени и начнем первый урок. Тем более что наш гостеприимный хозяин принес еще горячего чаю. Записывай тему (не делай удивленного лица, считай, что ты в университете) начального занятия.

И я сделал первую запись в новом шикарном блокноте: «Изменение ума и понимания». И вот что мне рассказал Мо по этому поводу.

– Главное, что ты должен будешь сделать, чтобы твоя практика Тай-Цзи-Цюань была успешной, – это привести свои жизненные правила в соответствие с правилами системы. В противном случае про настоящее мастерство можешь сразу забыть. Чего-то, разумеется, ты достигнешь, но истинного Гун-Фу тебе не видать как своих ушей.

На этом пути тебе придется научиться не работать во время практики Тай-Цзи-Цюань. Иначе говоря, ты должен будешь отказаться от собственной активности, можно сказать, перестать быть «делателем» Тай-Цзи-Цюань. Это совсем не просто, потому что ты привык к тому, что всякая воинская практика сопряжена с большими физическими усилиями, с ярко выраженной активностью. Иначе говоря, ее нужно делать, причем прикладывая большие усилия. Вся твоя подготовка была направлена именно на то, чтобы сделать тебя сильным, выносливым и быстрым: для этого ты часами стоял в низком столбе, для этого помногу бегал, прыгал, отжимался и бил по дереву.

Тут Мо был полностью прав. Не знаю откуда все это было ему известно (может, от Вана, может, он по моей технике догадался, а может, в молодости сам проходил такую же подготовку и был таким, как я сейчас), но это не имело никакого значения. Важно было, что он понимал и чувствовал «предмет».

Но Мо продолжал говорить («читать лекцию», как он выражался), так что мне некогда было особенно размышлять, откуда он все это знает, – нужно было поспевать записывать.