Но когда они подошли поближе, он оставил работу и, уже не отрываясь, глядел на чужую лодку.
В лодке происходило что-то непонятное. Там было неладно.
Двое людей окунали в воду третьего с головой. Потом стало видно, что этот третий — женщина. Длинные светлые волосы гладко облепляли лицо, а руки цеплялись за борт.
— Резвятся дураки большие, — сказал Санька Сергею Иванычу, но тот не ответил, а почему-то нахмурился и выпятил нижнюю губу.
Один из парней держал женщину за плечо, другой отрывал от борта руки, и они ритмично окунали ее в воду.
«Что это они делают?» — подумал Санька и тут же услышал крик.
Очевидно, женщина увидела их и стала кричать. Слов нельзя было разобрать, но кричала она так страшно, таким неестественным, рвущимся голосом, что Саньке захотелось заткнуть уши. Он еще ничего не понимал.
Вдруг он узнал парней. Это были братья Костенки — известные в городе хулиганы. Парни обернулись к ним и гогоча замахали руками: «Плывите, мол, мимо».
— Не смотри, Санька. Эта картинка не для тебя, — сказал Сергей Иваныч. Голос у него был какой-то странный — насмешливый и, как показалось Саньке, злорадный. Санька недоуменно пожал плечами.
Потом он увидел, как парни втащили женщину в лодку. Она была тоненькая и совсем голая и все время кричала.
Один из братьев стоял к ним спиной. Под загорелой кожей, как юркие мыши, перекатывались мускулы.
Парни положили женщину на скамейку, один сел ей на запрокинутые за голову руки, а другой грубо схватил за грудь и навалился на нее.
И тут Санька все понял. Он в ужасе обернулся к Сергею Иванычу, но увидел совсем незнакомое лицо — перекошенное, с жесткими, безжалостными глазами.
— Дядя Сережа, что ж они делают, гады?! — закричал Санька и схватил его за руку.
Сергей Иваныч медленно перевел взгляд на Санькино лицо, нахмурился и хрипло сказал:
— Плюнь. Не захотела бы, не полезла в лодку. Все они, бабы, такие.
Санька отшатнулся от него. Ошалело заметался по лодке, натыкаясь на весла, на скамейки.
Сергей Иваныч остановился, раздумывая, оглянулся, но потом снова сжал зубы, и лодка короткими резкими толчками пошла вперед.
И тогда Санька сиганул за борт.
Уже вскочив, он оглянулся, увидел широко раскрытые запавшие глаза Сергея Иваныча, и где-то в далеком закоулке Санькиного мозга прошмыгнула мысль о том, что уж его-то, Саньку, Сергей Иваныч не бросит, его-то он вызволит, спасет, теперь ему придется повернуть назад, придется забыть все свои обиды на женщин и повернуть.
И Санька сиганул за борт, потому что иначе той девушке у этих гадов Костенков была бы погибель!
Плавал Санька хорошо, а тут его еще подгоняли гнев, и страх, и жалость.
Сергей Иваныч нагнал его, когда Санька был уже совсем рядом с лодкой братьев. Костенки стояли, держа в руках по веслу, волосатые, загорелые, мордастые, с такими свирепыми рожами, что глядеть было страшно. У старшего дергался глаз.
Девушка с лицом, белым от ужаса, судорожными, резкими движениями натягивала платье. Оно прилипало к мокрому телу, сопротивлялось.
— Тебе что, падло, жить надоело? — прошипел старший Костенко. — Ты шо к людям суешься, когда они отдыхают? И тебя и щенка твоего счас утопим, рыб кормить пустим. А ну пошел, трах-тара-рах...
— Саня, забирайся в лодку, — тихо сказал Сергей Иваныч.
Голос у него был спокойный. И только Санька, который знал его хорошо, мог уловить в этом голосе напряжение.
— Я после, Сергей Ваныч... Я после нее, — пробормотал Санька и отплыл подальше.
Лицо у Сергея Иваныча окаменело, нос еще больше выдался вперед.
Двумя короткими гребками он подогнал лодку к Костенкам.
Старший поднял весло и обрушил его на Сергея Иваныча. В последний миг тот неуловимым движением отклонился назад, весло грохнуло о борт «Веги» и переломилось. Старший Костенко по инерции наклонился вперед и тут же, получив страшный удар широченной ладонью по затылку, с глухим стуком ткнулся лицом в дно и затих.
Младший тоже попытался замахнуться веслом, но под взглядом Сергея Иваныча опустил его и вдруг заканючил жалобным голосом:
— Чего лезешь-то, чего лезешь! Погулять нельзя, да? Со своей девкой нельзя, да?
Сергей Иваныч ничего не ответил, он взглянул на девушку и брезгливо осведомился:
— Вы остаетесь?
Девушка рванулась вперед. Наступив ногой на старшего Костенку, перепрыгнула в «Вегу» и села на дно у самой кормы. Она сжалась в комочек и закрыла глаза.
Залез и Санька.
— Спасибо вам, спасибо, — заговорила вдруг девушка. Она вся тряслась, и слова были невнятные, глухие. — Я не знала... на пляже... подошли. Я думала, обычные ребята, славные... покатаемся... и вдруг, о-о... Спасибо, спасибо вам!
Она наконец заплакала.
— Меня благодарить не надо. Это вы его благодарите, — сказал Сергей Иваныч и отвернулся.
Девушка вцепилась в Саньку, обняла его, прижалась мокрым, горячим лицом к шее и все плакала и дрожала, и что-то шептала, шептала совсем непонятные слова.
Саньке было щекотно от горячих мягких губ ее и приятна, и почему-то очень грустно.
А Сергей Иваныч, опустив голову, греб и греб — равномерно и сильно, как машина. Он иногда взглядывал на Саньку и мотал головой, мыча, будто от боли.