Инженер Владимир Прохорович Ефимов уже ждал Хаблака возле милицейского дебаркадера. Половина жителей Сосновки, пожалуй, знала Ефимова. По-настоящему влюбленный в технику, искренний и доброжелательный человек, он никому не отказывал в помощи и сам, если нужно, регулировал неопытным автолюбителям карбюраторы, клапаны.
Ефимов был знаменит в Сосновке и тем, что имел уникальный и единственный на весь город катер с водометом — он скользил по днепровской глади как по маслу, мог соревноваться в скорости с «метеорами» и легко обставлял лодки даже с двумя моторами.
Ефимов растянулся на носу катера, подложив под себя старый матрас, дремал, подставив солнцу бронзовую спину. Хаблак окликнул его с дебаркадера. Ефимов лениво приподнялся, но улыбнулся приветливо, и отсюда, с берега, Хаблак увидел, какие у него синие и лучистые глаза.
— Знаю я тот остров, — сказал, когда Хаблак рассказал о цели поездки. — Позавчера проезжал, там польская палатка стоит двухцветная, синяя с желтым. Хорошая — не палатка, а дом из двух комнат, все лето можно прожить.
Хаблак знал: кто-кто, а Ефимов с удовольствием провел бы целое лето в палатке на берегу. Никогда не ездил по курортам, лишь однажды отправился машиной в Крым, но сезонное столпотворение не понравилось ему, с тех пор отдыхал только на Днепре, ставил палатку в тихом месте, ловил рыбу, купался, загорал до черноты и никогда не болел.
Мотор взревел, и катер понесся, оставляя позади пенный след и высоко задрав нос кверху. Казалось, они взлетели над водой, зависли в воздухе и только иногда касаются воды, вздымая фонтаны поблескивающих на солнце брызг.
До острова домчались за несколько минут. Ефимов погасил скорость, и теперь катер резал носом воду старательно и сердито, будто заботливый хозяин, заметивший непорядок в своем образцовом хозяйстве.
Палатка стояла неподалеку от берега, на воде покачивалась моторная лодка «Прогресс» с брезентовым тентом, а возле палатки стоял сбитый из досок стол, валялись какие-то вещи, на леске, натянутой между вбитыми в песок жердями, вялилась рыба.
Возле лодки сидел на маленькой табуретке человек в соломенной шляпе с большими полями — такие шляпы Хаблак видел только в старых фильмах, а эта — вероятно, ручной работы — весьма удобна, особенно для днепровского острова.
Человек сердито замахал руками, по-видимому предупреждая Ефимова, что у него поставлены закидушки, и тот объехал их, причалив в стороне от палатки и прибрежной зоны, занятой ее обитателями.
Человек в соломенной шляпе поднялся и следил за маневрами катера неприязненно, вторжение чужаков, по всему видно, не радовало его — да это и можно было понять: выбираешь на днепровском просторе уединенное местечко, желая тишины и покоя, а тут неизвестно кто нарушает твой размеренный и уже привычный образ жизни. К тому же в данном случае ты ничего не можешь предпринять — каждый имеет право причалить по соседству, поставить палатку, развести огонь, ловить рыбу, даже оглушить тебя транзистором; и единственное, что остается делать, — искать себе новый укромный уголок.
Но как жалко бросать старое место, облюбованное, обжитое, где даже днепровские лещи стали чуть ли не ручными!..
Человек стоял и смотрел, как выходят на берег незнакомцы. Был невысокого роста, пожилой, все его убранство — соломенная шляпа и выцветшие черные сатиновые трусы, длинные, чуть ли не до колен. Стоял и смотрел молча, не ответил на приветствие Хаблака и, не произнеся ни слова, отвернулся и направился к палатке.
Ефимов сел на носу катера, а Хаблак разделся, разбежался и бросился в воду с шумом, смеясь и выкрикивая что-то. Он плыл, широко загребая воду руками и болтая ногами так, что брызги бушевали вокруг.
Человек в шляпе выбежал из палатки и закричал визгливо:
— А ну тише! Рыбу разгонишь, чертова твоя душа! Я тебя сейчас!..
Будто в подтверждение его слов и для укрепления позиций этого щуплого, даже болезненного на вид человека из палатки вышел здоровяк — также в черных трусах, но без шляпы, в синей майке. Дедок доставал ему лишь до груди, а верзила, казалось, загородил собою весь выход из палатки — стоял, упершись ладонями в бедра, как олицетворение силы, могущества, будто угрожал каждому, кто посмеет вторгнуться в его владения.
Но Хаблак не обращал внимания на недвусмысленное предупреждение, брызгался и дурачился в воде, и тогда здоровила сделал несколько шагов к воде и крикнул сердито:
— Ты слышишь, кому говорят: рыбу отпугнешь!
Хаблак лег на спину, раскинул руки и спросил наивно:
— А ловится?
— Ловится не ловится, твое какое дело?
Он явно нарывался на скандал, однако Хаблаку любой ценой надо было избежать ссоры.
— Извини, — сказал мягко, — я не знал… — Он поплыл к берегу тихо, стараясь не поднимать брызг.
Здоровяк повернулся к нему в профиль, и Хаблак чуть не погрузился в воду от неожиданности.