Взрыв

— Уважаемый господин профессор. Никакого потрясетия... Все куда проще, все, как у многих. Что есть наука? Вам хорошо известно. Это когда весь там, в лабораториях, в анализах. Все мысли, все время — все там... Какой жене нравится это? Да если она красивая женщина?.. Как бы то ни было, моей бывшей жене это показалось плохо. Она была, конечно, не из девочек с Пляс Пигаля. Я понимал ее. Деньги мои нравились, а остальное... Слишком мало времени бывал с нею. Я не ханжа и все равно не мог смириться с ее поведением. Плюнул на все! А тут предложили работу на острове. Какое же это потрясение, господин профессор? Обычное дело.

— Так и живете без семьи?

— Здесь только наука и никакого распыления духовных сил, знаний и всего прочего.

— Странно все же, господин Сенье.

— А мы живем здесь нормальной жизнью. Ничего странного. У нас все предусмотрено, в известных, разумеется, пределах. Абсолютная свобода невозможна, вы это, конечно, знаете.

Иван Андреевич почувствовал, что вязнет в разговоре. Еще раз напомнил:

— Господин Сенье, нас ждут дела...

Жак священнодействовал над желто-зеленым ломтиком рокфора.

— Дела, говорите?.. У вас, господин профессор, если судить по вашему настрою, многое еще впереди. Успеете, насмотритесь в нашем Центре и, если захотите, наработаетесь. А я в науке свое уже сделал. Что мог. Вывод для нас обоих один: спешить некуда.

— Странно... Ученым обычно не хватает времени, — нервничал Иван Андреевич.

— Для новых открытий, что ли, не хватает? — поморщился, будто от неожиданного неудобства, Жак. — А зачем они нужны, новые открытия? Мы с вами хорошо знаем, что предела познания не будет. А если так, а оно действительно так, то зачем же отдавать себя в жертву постоянно ускользающему от желанной истины идолу под названием «наука»?

— Извините, господин Сенье, познание все равно не остановить. Не понимаю вас...

— А чего понимать, господин профессор? Не будем спешить, вот и все.

Иван Андреевич отодвинул от себя тарелку и как бы подвел черту затянувшейся беседе:

— Один умный человек писал, я это будучи студентом вызубрил: «Все не наше, а чужое, только время — наша собственность. Природа предоставила в наше владение только эту вечно текущую и непостоянную вещь, которую вдобавок может отнять у нас всякий, кто этого захочет... Люди решительно не ценят чужого времени, хотя оно — единственная вещь, которую нельзя возвратить обратно при желании».

— Сенека? — улыбнулся Жак.

— Да, Сенека, — жестко подтвердил Иван Андреевич.

— Уважаемый господин профессор, — вздохнул Жак. — На меня и это не подействует, пожалуйста, не расстраивайтесь по-пустому. Я — человек, я — в ресторане. Здесь многое можно... Не использовать такую возможность грешно. Отдыхайте и постарайтесь не волноваться... — Он вышел из-за стола.

Ивану Андреевичу показалась нелепой прогулка одинокого человека меж столами. Жак останавливался то у одного окна, то у другого, смотрел на ближние горы. Вернувшись к столу, сел, будто не заметив Ивана Андреевича, резко постучал вилкой по хрустальному фужеру.

И это было нелепо — стучать по посуде. Еще Иван Андреевич удивился, когда к столу кокетливо подлетела белокурая девушка в платье из прозрачной ткани. Она по-дружески улыбнулась Жаку, с любопытством взглянула на Петракова.

— Наш гость, профессор из России, — отрекомендовал Жак.

Девушка учтиво кивнула, села рядом с Жаком, после секундного раздумья поставила острые локоточки на край топорщившейся накрахмаленной скатерти, начала поправлять заколки в светлых волосах. Поправляла долго, старательно, под прозрачной тканью платья подрагивали маленькие, без лифчика, груди.

— Как вы находите, господин профессор? — пробормотал Жак.

— Послушайте, уважаемый!.. — Стул под Иваном Андреевичем заскрипел.

— Все понятно, господин профессор, — рассмеялся Жак. — Думаете, компрометирую вас? — Он отстранился от профессора, на лице обозначились острые, худые скулы. — Не собираюсь делать этого.

— Вы пьяны! Вы обязаны выслушать!..

— Обязан? А я не хочу. У меня своя жизнь. Почему вы не думаете об этом? Вижу, с вашей нравственностью не согласуется. А нравственно лишать меня элементарных человеческих вещей?

— Что ж, не слушайте! — гневно вскочил Иван Андреевич. — Я немедленно уеду отсюда!

— Пожалуйста... Эх, господин профессор, вы еще не совсем старик, займитесь Лейдой, я другую себе закажу. Хоть какое-то впечатление останется... Не хотите? — Жак притянул к себе девушку, заглянул в глаза: — Пойдем, дорогая...

Иван Андреевич полез в карман, чтоб рассчитаться, но вспомнил: еще в Копенгагене растратил валюту. «Ну и пусть! Он заварил кашу, пусть и расхлебывает!»

Вышел из ресторана, думал, ветер освежит его. Но ветра не было. Лишь раскаленные камни да горячий настой воздуха.

Машины не видно. Куда бы ей деться? Вокруг ни кустов, ни строений, кроме плоского, наполовину утопленного в скалы ресторана. Прошел по дороге. За поворотом начиналось ущелье и бетонка круто уходила вниз. Голые скалы, остро нависшие над дорогой, волнение марева над раскаленными вершинами.