Взрыв на макаронной фабрике

Краеведческий музей нашего городка располагался в парке. Последний раз музей я посещала, будучи еще школьницей. Впечатление осталось так себе. Больше всего мне понравился древний человек с каменным топором в руках. Его гипсовая скульптура занимала центральное место экспозиции. После визита в этот центр культуры я пообещала себе, что никогда больше ноги моей здесь не будет. И вот теперь приходилось нарушать слово, а это вовсе не входит в мои привычки. Однако я помнила и об обещании, данном Вовке, и, посетовав про себя на судьбу-злодейку, решительно шагнула на ступеньки невысокого крыльца.

– Женька, там кровь! – остановил меня возглас Доуэрти. – Смотри!

Я посмотрела туда, куда указывал Рассел. В самом деле, на зелененькой, недавно появившейся траве отчетливо виднелись следы крови. Создавалось впечатление, что кто-то смертельно раненный старался заползти в кусты.

– Наверное, собаки кошку задрали, – попыталась успокоить я американца, а больше себя. – Надо посмотреть…

Я подошла к кустам, заранее предчувствуя нехорошее. Так оно и вышло. В кустах, подтянув ноги к животу, лежала молодая женщина в светлом, очень дорогом брючном костюме. Глаза ее были закрыты, и тело казалось абсолютно неподвижным. Возле тела расплылась небольшая лужица уже темной крови.

– О господи! – простонала я. – И почему все это случается именно со мной? Даже в музей спокойно не сходишь – кругом трупы валяются! Ну что я теперь Ульянову скажу?!

– Женька, – позвал Рассел, – она еще жива.

Американец сидел на корточках и, как показывают в фильмах, щупал пульс на сонной артерии.

– Красивая… – Я присела рядом.

Внезапно женщина открыла глаза и зашевелила побелевшими губами:

– Родион… не должен… алмазы… найди…

Тут она судорожно дернулась и снова потеряла сознание.

– Надо звонить полиция, – нахмурился Рассел. – Это насильная смерть…

– Надо звонить Вовке. – Впав в уныние, я достала мобильник.

– Что у тебя? – мгновенно отозвался Ульянов. – Покойник?

– Еще нет… – Я виновато потупилась, словно следователь мог меня видеть.

– Слава богу! Ты где? Рассел с тобой?

– Ага! Мы в музее! А насчет покойника… Это не я, честное слово! Это все американец твой…

– Что-о?! – заорал Вовка.

– Это он ее нашел! – пролепетала я. – Я хотела в музей, а он… Только она еще не совсем покойник. Но может им стать в любую минуту… Ты бы приехал, Вов?

Ульянов издал протяжный рев и отключился.

– И чего орать? – пожала я плечами, уловив неприятные ощущения в области желудка. – Можно подумать, я их сама штампую!

– Надо найти свидетель, – вновь заговорил Доуэрти.

– Не надо, – отмахнулась я и уселась на ступеньки крыльца. – Сейчас опергруппа прибудет, пускай сами разбираются. А впрочем… Знаешь что? Ты иди в музей, может, и найдешь там каких свидетелей. А я пока тут посижу. Покараулю, Вовку подожду… О’кей?

– О’кей, – серьезно кивнул Доуэрти и вошел в здание.

Едва тяжелая деревянная дверь закрылась за его спиной, я вновь бросилась к женщине. Она по-прежнему была без сознания. Оглядевшись, я не обнаружила вокруг ни сумочки, ни окурка, словом – ничего, что могло бы дать мне хоть какую-нибудь зацепку. Тогда недолго думая я пошарила по карманам светлого костюма. В брюках ничего не нашлось, зато в кармане пиджака я нащупала что-то твердое и не очень большое.

– Ой, – громко икнула я, вытащив на свет божий находку, – бриллиантик…

Камушек размером с сигаретный фильтр весело заискрился на солнце. В этот момент у входа в парк послышались звуки сирены. Я поспешно сунула находку в карман джинсов и вновь уселась на ступеньки.

Спустя полминуты у музея остановился «газик» опергруппы, машина «Скорой помощи» и автомобиль с надписью «Прокуратура». Этой машине я была рада меньше всего. Тем более что из нее выскочил, подобно джинну из бутылки, Владимир Ильич Ульянов. Широкими шагами он направился в мою сторону. Я быстренько прочитала про себя «Отче наш», мысленно же выпросила у всевышнего теплое местечко в раю и смело поднялась навстречу следователю.

– Где Рассел? – буравя меня взглядом, процедил Ульянов.

– В музее. Свидетелей ищет…

– Ясно. Значит, так: сейчас ребята зафиксируют твои показания – и домой!

– Но… – попыталась возразить я.

– Я сказал – домой! – рявкнул Вовка. – И ни шагу… Никуда… До моего приезда! Ты меня поняла?!

Негромко пискнув в знак согласия, я почему-то засуетилась: сначала я ткнулась в музей, откуда как раз выходил Рассел. Потом ринулась к выходу из парка, минуя оперативников. Грозный рык Ульянова заставил меня вернуться и начать все сначала под недоумевающим взглядом американца. Наконец стало стыдно за свою бестолковую суету, и я решила покурить и успокоиться. С независимым видом подойдя к Ульянову, я стрельнула у него сигарету и полезла в джинсы за зажигалкой. Из кармана что-то выпало.

– Diamond… – растерянно констатировал Доуэрти, возвращая мне камушек.

Старший следователь изумленно уставился на меня, ожидая объяснений.

Я втянула голову в плечи, но смело соврала: