Взрыв на макаронной фабрике

Родители Анастасии погибли, когда девочке было девять лет. Они оба увлекались альпинизмом, и однажды в горах их накрыло лавиной. Тел так и не нашли. Настю сначала хотели в интернат отдать, но Маргарита Петровна настояла на опекунстве и решила воспитывать девочку сама. Впрочем, особых забот с племянницей не было: Настя росла тихой, скромной, ласковой девочкой. Окончив школу, она не пошла дальше учиться – одной тетке было тяжело тянуть свое, пусть немногочисленное, семейство еще пять лет. Вместо учебы в вузе девушка устроилась в ювелирный магазин помощником продавца. Неожиданно в ней проснулся интерес к драгоценным камням и даже определенный талант. Очень скоро она стала продавцом, а затем и старшей по залу. Одно только смущало Маргариту Петровну: ее девочка начала встречаться с парнем, который самой тетушке не нравился. Во-первых, он был младше Анастасии. Не намного, конечно, всего-то на три года. Но разве это хорошо? По мнению Маргариты Петровны, муж должен быть старше жены минимум на пять лет! Иначе как чувствовать себя за ним как за каменной стеной? А во-вторых, этот Родион, так звали юношу, чем-то был ей неприятен. Нет, он и воспитан хорошо, и вежлив, и общителен; приходил всегда с подарками… Но после третьего его визита Маргарита Петровна заявила:

– Знаешь, Настена, не нравится мне твой кавалер. Скользкий он какой-то, как лягушка. И глаза у него холодные…

Племянница звонко рассмеялась, чмокнула тетку в нос и умчалась на свидание.

Вскоре Настя переехала к своему Родиону, чем очень расстроила Маргариту Петровну. Она поплакала, как водится, некоторое время, но потом успокоилась и, в конце концов, смирилась. Настя же все реже и реже навещала тетушку. Маргарита Петровна, разумеется, огорчалась, но утешала себя простой житейской мудростью: «Значит, у них все хорошо».

…Аграфена Фроловна хлюпнула носом и утерла глаза уголком беленького платочка. Глаза у нее были удивительные. Обычно к старости они мутнеют, тускнеют и слезятся. У бабы Грани глаза были ясные, чистые, ярко-синие и поразительно живые.

– Примерно месяц назад, – еще раз шмыгнув носом, продолжала баба Граня, – Настена появилась у Маргоши. Я у нее была как раз – сериал мы вместе смотрели. Ты, кстати, деточка, не смотришь? По первому каналу идет. Ой, такие страсти, такие страсти!

Я точно знаю, что в жизни страсти бывают покруче, чем в сериалах. Впрочем, сказать по совести, я тоже иногда смотрю «бразильское мыло» и порой даже проливаю над ним слезы. Но сейчас была совсем не та ситуация, когда можно обсуждать хитросплетения сюжета. Поэтому я поспешила вернуть старушку к действительности:

– Ближе к делу, пожалуйста! Что же произошло в тот вечер?

– Когда? – искренне удивилась бабуля.

– Месяц назад, – терпеливо пояснила я. – Когда вы с Маргаритой Петровной смотрели сериал…

– А что-то должно было произойти? Ты, дочка, скажи. Я все подтвержу, что надо!

Все-таки правильно говорят: старость – не радость. Баба Граня готова согласиться со всем, что я ей скажу.

– Аграфена Фроловна, – удивительно, но я с первого раза выговорила ее имя-отчество. – Я ж не из НКВД. Я хочу услышать от вас только правду.

– Правда, милая, тоже разная бывает, – философским тоном заметила старушка.

«Правда – она всегда одна», – пришла на ум фраза из одного культового фильма. Нет, все-таки Раскольников, что ни говорите, не сильно провинился перед обществом! Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я сверну на его дорожку. Мысленно сосчитав пару десятков баранов, я как можно спокойнее произнесла:

– Итак, вы с Маргаритой Петровной смотрели телевизор, неожиданно пришла Анаста-сия и…

Я уставилась на беззубый рот бабки, готовясь ловить каждое ее слово.

– Так ведь я и говорю! Настена неожиданно пришла. Глаза испуганные, губы дрожат, сама белее мела… Ну, мы с Маргошей сериал-то не стали досматривать. Какой уж тут сериал! Чаем девочку хотели напоить, да она не стала. Водки себе налила полстакана и спать легла. Водку Маргоша для компрессов в хозяйстве держит. Уж мы с ней судили-рядили, что могло у племянницы случиться… А утречком Настена ушла. Рано ушла. Ну и больше мы ее не видели живой. А когда Маргоше позвонили, мол, опознать надо, так ей плохо и стало. Еле добрались до морга. Я боялась ее одну отпускать…

Аграфена Фроловна замолчала, и глаза ее наполнились слезами. Она судорожно вздохнула и заговорила снова:

– Настена наша как живая лежала. Только белая вся. Уж и не помню, как мы с Маргошей до дома добрались. Она легла на диванчик, глаза закрыла, только одна слезинка и скатилась… Три дня так пролежала: не ела, не пила, не плакала… Так и умерла, подружка моя. Горе-то ее изнутри сожрало, я так думаю. Вот коли поплакала бы да попричитала, глядишь, горе наружу и вышло бы…

– Скажите, а Маргарита Петровна знала, что у Насти с Родионом… м-м… отношения испортились?

Старушка удивленно уставилась на меня.

– Да ты что, деточка?! – Она энергично взмахнула руками и хлопнула ладошками по коленям. – Они любили друг друга, как Ромарио с Жилетой…

– Кто-кто? – не поняла я.