Взрыв на макаронной фабрике

– Алиби, говоришь? Алиби – это хорошо, а главное, вовремя. Ты адресок-то старушки оставь. Я ребяток пошлю – пусть проверят. А вот что с тобой делать?

Вовка задумался. На кухне повисла напряженная тишина, а я с немалым душевным трепетом ожидала приговора.

– Ну ладно! – спустя пару минут сообщил следователь. – Арест отменяется. Но…

Я облегченно выдохнула и оживилась.

– Но подписку о невыезде я с тебя все-таки возьму.

– Конечно, конечно, гражданин начальник! – обрадованно закивала я. – Это всегда пожалуйста! С нашим превеликим удовольствием!

Вовка долго и внимательно смотрел мне в глаза, затем тяжело вздохнул несколько раз, стиснул зубы и приступил к выполнению служебных обязанностей. Когда все формальности были улажены, следователь попрощался и направился к выходу. Уже стоя в дверях, он погрозил мне пальцем:

– Смотри у меня!

Я быстренько соорудила испуганную мину и воскликнула:

– Ни-ни! Мамой клянусь!

При этом за спиной я сплела пальцы рук крестом.

Ульянов ушел. Настроение сразу поднялось. Весело напевая под нос незамысловатый мотивчик, я вернулась на кухню. Желание выпить кофе со сливками и откушать мороженого с орехами не пропало, а только еще больше усилилось. Нужно было его немедленно реализовать, иначе ощущение полного счастья никак не приходило. Пока я суетилась, готовя любимое лакомство, Рассел внимательно следил за мной. Как-то угадывалось, что ему есть что сказать, но в силу природной скромности он не решается.

– Ну? Чего ты мучаешься? – не выдержала я. – Говори, что за сомнения тебя терзают. А то даже смотреть тошно…

Доуэрти немного помялся, но потом все же заговорил:

– Женька, я говорить, но ты не обидеться? Нет? О’кей! Я американец. Поэтому очень мало знать Россия. Когда шеф отправлял меня сюда, я бояться. Русский – такая загадочный душа! Я совсем не представлять себе, какие вы, как с вами общаться… В реальность все оказаться не так страшно. Но я никак не умею понять: как вы с таким низкий уровень жизнь достигать такой потрясающий успех?! Я не говорить о космос, искусство. Но я видеть работа ваша полиция! Это… Это… – Рассел наморщил лоб. – Офигеть могу! Нет техника, нет народ, машин тоже нет. Только один инициатива. Но факт – преступления раскрывать!

Мне кажется, пришла пора просветить американца насчет особенностей славянского менталитета. А то живут они, эти несчастные янки, в своей сытой Америке и ничегошеньки о нас не знают, бедолаги! Но боятся, видимо, до дрожи в коленях.

– Да, Рас, ты прав. С техникой у нас действительно напряженка. Да и с людьми тоже. А душа у русских загадочна до чрезвычайности. Голодные, холодные, злые, мы за идею готовы на подвиги, которые вам даже и не снились! Хочешь, расскажу тебе, как вы, американцы, нас себе представляете?

Начинается все с непременной ушанки. Скорее всего она нахлобучена на красную повязку или портянку с изображением одного из вождей мирового пролетариата. Эта портянка обмотана вокруг головы, чтобы вожди были ближе к мыслительным местам. Еще глубже скрываются джунгли склеенных килограммами грязи волос, в которых завелись и уже эволюционировали племена разумных насекомых. Эти насекомые ведут кочевой образ жизни, промышляют скотоводством, собирательством, а иногда ирригацией. Не перебивай меня, – заметив протестующий жест Рассела, попросила я. – Дальше глаза. Своим безумным блеском они способны напугать даже быка на корриде. Глаза высматривают водку и полны ненависти ко всему человечеству лишь за то, что оно, чисто теоретически, способно найти и выпить эту водку раньше. Из одежды, помимо ушанки, имеется драный тулуп, из которого торчат куски ваты и еще непонятно чего. На ногах непременно валенки. Тело сплошь покрыто татуировками, красноречиво говорящими о тяжкой жизни в тюремных застенках. Пять железных зубов, сплошь кариозных, способны ввергнуть в шок любого стоматолога. Ну а во лбу традиционная красная звезда…

Я перевела дух, слегка утомленная описанием соотечественника. Рассел открыл рот и смотрел на меня, округлив глаза и не решаясь перебивать.

– Ах да, совсем забыла сказать, что всех зовут Иванами и Наташами. А еще в России всегда зима, чудовищный снегопад и медведи. Медведи одичали, оголодали и прыгают на одиноких путников целыми стадами, как блохи на дворнягу. Короче говоря, все русские – шпионы и негодяи и представляют собой смертельную опасность для любого цивилизован-ного человека. Оказаться в России намного страшнее, чем подвергнуться многократной лоботомии с последующим расстрелом! Словом, дорогой американец, русские – страшная нация.

– Почему ты решать, что мы так представлять русских? – оторопело поинтересовался Доуэрти.

– А ты видел ваши фильмы про русских? Судя по ним, мы грязные, тупые, вечно пьяные, с интеллектом дождевого червя. И никто, ну почти никто, не вспоминает ни о Толстом, ни о Плисецкой, ни о Репине. Да тот же Малевич, столь любимый на Западе, из России. Дальше перечислять?

– Но я так не думать! – протестующе воскликнул Рассел. – Последнее время много меняться!