Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие

— О Петре чего говорить… Мужик он мужик и есть. Хотя и божьего духа. Я к нему только по вечерам бегала, да и то не часто, тайком. Еще года нет, как своего Сергея похоронила. А Мария всегда у него под рукой была, рядом. Молодая, лицом пригожая. Хоть и хроменькая, а мужикам приятная… И все-то у Петра на виду была, молиться бегала к нему, веру его приняла. Хотя свое, наверное, в уме держала. Видела, что не нищий — и дом, и в доме полно всего, и деньги есть. А денежки-то мои! Все в его дом я принесла. Не для нее, а для нас с Петром! Вот и довела Марусечка своего муженька до горькой. Он после войны, раненый, в Вербивке осел, немолодой, а она баба в соку… Дитя иметь хотела, а его все нет и нет. Мать, Степанида, уверила, что молитвами только и можно дело поправить. А молитвы, они вон чем кончились… — вздохнула Ганна. — Когда приметила я, что Мария к соседу зачастила, а Чепиков на мои «дубки» повадился, то сказала Петру: «Нечего ей к тебе шастать, Ивана на ревность наводить». А он в ответ: «Мария в молитвах радеет». — «Смотри, — говорю, — домолится до греха». А он свое: «Неисповедимы пути господни…» Думаю, Петро даже обрадовался, когда Чепиков запил. Испугалась я, что на любовь мою туча надвигается, что все труды и добро накопленное прахом пойдут. Ум помутился. Если так, говорю, и сама жить не буду и им не дам…

— Нашли пистолет, — предположил Коваль, — и пришли вечером к любовнику…

— Нет, нет! — спохватилась Кульбачка. — Что вы!.. Это так, ради красного словца… Не способна я на страшное дело!..

— Значит, Лагута обрадовался, когда узнал, что Чепиков запил? — Коваль решил сделать вид, что меняет направление беседы. — Он очень не любил своего соседа?

— Избегал его, хотя и пробовал приохотить на свою сторону. Когда Мария впала в молитвы, он стал говорить ей, чтобы она и мужа своего причастила к богу. Но Чепиков не поддался, и Петро очень сердился, из себя выходил, когда при нем по-хорошему скажешь о соседе. Ненавидел его и даже боялся. Думаю, желал, чтобы Иван спился насмерть и не мешал якшаться с его женой… А как все кончилось, сами видите… Может, это господь покарал Петра рукой Чепикова. Заслужил он, прости меня, боже… Мы с ним должны были сойтись и уехать отсюда, да он все откладывал. Ясное дело, что Мария тому причиной была…

Кульбачка умолкла. Коваль потянулся к новой пачке «Беломора».

— Почему Лагута боялся Чепикова? Может быть, тот угрожал разоблачить его как изменника?

Кульбачка не знала, что ответить.

— Петро не воевал. А был он дезертиром или нет, не моего ума дело. Хотя все возможно… — Ганка, видимо, решила, что теперь любовнику ничем ни помочь, ни навредить нельзя, а искренними ответами, глядишь, и в доверие подполковника войдет.

— А что знаете о его связях с оккупантами?

— Откуда мне знать… Я поселилась в Вербивке после войны.

— А его дальнейшие связи, последних лет?

— Он себе Иисуса придумал, не такого, как в церкви, а своего, и сам в него поверил. Говорил, что в него сошел господь… И Марию этим заворожил…

— Я спрашиваю о других связях, о тайных встречах с какими-нибудь приезжими людьми.

Ганна Кульбачка уже пожалела о своем решении быть откровенной.

— С какими это приезжими? — удивилась она, и Коваль подумал, что Лагута, наверное, и от любовницы многое скрывал.

— Он хотел уехать отсюда?

— Да.

— Почему?

— Я настаивала.

— Только поэтому?

Кульбачка лишь руками развела: мол, откуда ей знать.

— Значит, капитан Бреус был прав, когда сказал, что вы в доме Лагуты искали свои деньги?

— Какие они мои! — горько вздохнула Кульбачка. — Теперь все ваше…

— Скажите, у кого в Вербивке кроме Чепикова было оружие?

Ганка растерялась от такого неожиданного поворота допроса.

— Мальчишки в лесу оружием игрались. У нас тут после войны добра этого хватало. Но у взрослых не видела.

— А сами не находили?

Коваль поднялся, щелкнул выключателем. Ровный яркий свет залил комнату, и Кульбачка прикрыла ладонью глаза.

— Не находили, значит, оружия? — повторил свой вопрос подполковник, возвращаясь к столу. Он пододвинул к себе стопку бумаги и взял авторучку. — Или оно было у вас?

Кульбачка пристально посмотрела на него. При ярком освещении глаза ее показались ему темными и глубокими.

— Зачем мне оружие? — тихо, словно с укоризной сказала Ганка. — Я никогда ничего такого в руках не держала. Неужто и вправду подозреваете?..

— Когда вы в последний раз видели Лагуту?

— В последний раз?.. Дней так за несколько до смерти.

— А точнее?

— Во вторник или в среду на той неделе. Я же говорю, за несколько дней… — повторила Ганна.

— Не сходятся дни. Вы были у Лагуты в тот же вечер и в то же время, когда произошло убийство. Это установлено, — спокойно произнес Коваль. — Что тогда произошло между вами?

Кульбачка, казалось, окаменела на стуле.

— Я жду, — напомнил подполковник.

Несколько секунд в комнате еще царила такая тишина, что слышно было, как в соседнем кабинете майор Литвин отчитывает кого-то из подчиненных, а во дворе моют машины.

— Да, я была там, — наконец выдавила Кульбачка.