— Кому же понравится? А что тут, в Киеве?
— Двое из четверых отпали.
— У меня требует выяснений один. Доктор наук из научно-исследовательского института. Но, кажется мне, все это пустое. Знаете анекдот о внутреннем голосе?
— Слышал.
— Так вот внутренний голос подсказывает мне…
— Что надо лететь в Одессу?
— Немедленно, первым же рейсом.
— А вы?
— Буду разрабатывать киевские версии.
— Мы должны увидеться. Времени достаточно, ближайший одесский рейс через три часа.
— Сейчас я подскочу к вам. Домой заедете?
— Подкинете меня на Русановку?
— Моя машина будет в вашем распоряжении.
Хаблак положил трубку и встретился с укоряющим взглядом Каштанова. Сразу сообразил, чем недоволен полковник, и объяснил:
— Конечно, негоже следователю по особо важным делам ехать к простому смертному, но у нас с Иваном Яковлевичем свои отношения, и он не обидится.
— Скоро и с генералами на дружеской ноге будешь… — пробурчал незлобиво полковник. Спросил: — Одесситы как там, все осмотрели?
— Басов сам выезжал на место преступления.
— Ну и что?
— Басов — это фирма.
— Молодежь теперь говорит не фирма, а фирма, — будто и некстати сказал Каштанов. — Надеюсь, они догадались поставить там милицейский пост?
— Догадались.
— Какие-то следы есть?
— Кажется, не очень…
— А ты говоришь: фирма. Хорошо, лети, я на тебя полагаюсь.
С Мариной Хаблак увидеться де успел, лишь предупредил по телефону, что вылетает в Одессу, а вот со Степаном попрощался — садик сразу за их домом, и дети из младшей группы как раз резвились на воздухе.
Сын сидел на деревянном коне, крепко обняв его за шею, а другой малыш пытался стянуть его; Степан отбрыкивался, сопел, но держался, и Хаблак подумал: пусть так будет всегда — лишь бы на коне.
Он сам снял с коня Степана, тому это не очень понравилось, но Хаблак посадил его себе на шею. Теперь сын был выше всех, он оседлал отца и весело хохотал. Хаблаку было тоже весело и радостно, и он с сожалением ссадил сына, ведь времени оставалось совсем мало, и Дробаха ожидал за живой оградой садика.
В самолете Хаблак думал: неплохо было бы подключить к расследованию старшего лейтенанта Волошина. Когда-то Волошин здорово помог ему: тогда Хаблак вымпел на целую группу валютчиков, крутившихся около бармена одесского ресторана «Моряк».
Хаблак с удовольствием вспоминал это дело. В то время им очень повезло, хотя, казалось, не было никаких следов.
Будут ли они сейчас?
Как говорил ему Волошин? У нас — порт, все смешалось, сам черт шею сломает. А они не черти, а обычные милицейские офицеры, и шею ломать никому не хочется.
Хаблак снова представил Манжулу и его пижонские белые джинсы. Прошло всего несколько дней, как виделись, а уже нет человека. Видно, знал что-то или догадывался, но промолчал. Если бы рассказал, может, остался бы жив.
А он— «гарантия»…
Значит, были у него серьезные основания.
Вот его и убили. Наверно, убили… И называется он сейчас, согласно казенной терминологии, «потерпевший».
А если не потерпевший, а тоже преступник?
Первое, о чем подумал Хаблак в Одесском аэропорту: вероятно, телепатия все же существует, ну не в ее шарлатанских крайностях, а в каких-то еще неизвестных человечеству формах и проявлениях, поскольку возле выхода с поля увидел знакомое круглое и симпатичное лицо старшего лейтенанта Захара Волошина, Невдалеке стояла и «Волга». Хаблака встречали по первому разряду, он это понял сразу, но набрался нахальства и поинтересовался, где же Басов.
Волошин обиделся, но, пожалуй, не очень.
— Тебе уже старших лейтенантов мало, — хохотнул, — подавай подполковников! Перебьешься.
Хаблак почувствовал, что допустил бестактность, и начал оправдываться:
— Мне очень приятно тебя видеть, в самолете даже мечтал об этом. Но Басов ведь был на месте происшествия, хотел сразу расспросить его.
— Подполковник на совещании в облисполкоме.
— Но рабочий день заканчивается.
— Однако не закончился. Сейчас мы устроим тебя в гостиницу, тем временем Гурий Андреевич освободится, можете даже поужинать вместе, объедините полезной с приятным.
— А ты знаешь, где это произошло?
— Происшествие с Манжулой?
— Ну да.
— Чего я только не знаю!
— Тогда сделаем так: гостиница и ужин, надеюсь, от нас не уйдут, поехали прямо туда.
— Невтерпеж?
— Слушай, старик, а если ночью дождь пойдет?
— И смоет и так едва заметные следы?
— Ты догадлив.
— На том стоим. Но ведь, видишь, солнце, и синоптики говорят, что такая погода…
— Ты им веришь?
— Не очень.
— Поехали?
— Поехали. — Волошина не надо было убеждать, понимал: Хаблак прав, и он на его месте поступил бы так же.
Путь от аэропорта к Лузановке пролегал чуть ли не через весь город, потом они выскочили на приморское шоссе, ведущее в Николаев. Шофер гнал «Волгу» уверенно, и не успели они с Волошиным наговориться, как свернул на боковую грунтовую дорогу, машину начало бросать на колдобинах; проехали еще немного и остановились.
Грунтовая дорога тут, собственно, кончалась, кто-то перекопал ее, чтоб машины не подъезжали к морю — оно было совсем рядом, метрах в ста пятидесяти — двухстах, тихое, синее, даже золотистое — солнце садилось в него и, казалось, растворялось в воде.