Взрыв произойдет сегодня (сборник)

— Марка была покрыта эмульсией, на которой микросъемкой запечатлены цифры шифра. Снимок этот был, однако, лишь экспонирован, но не проявлен и не закреплен.

— Значит, при отклеивании марки шифр на ней должен был погибнуть, так как свет уничтожил бы непроявленный и незакрепленный снимок? — воскликнул Булавин, поняв теперь, в чем дело.

— Так точно, товарищ майор, — весело подтвердил Варгин и, довольный произведенным впечатлением, не спеша полез в карман за папиросами.

— Докладывайте же, Виктор Ильич, как вышли из положения? — поторопил его Булавин.

— А вышел я из этого положения довольно просто, — широко улыбнулся Варгин. — Вспомнил, что Гаевой свое донесение в письме Марии Марковны зашифровал фотографическим методом, и решил проверить, нет ли и здесь фототрюка? Посмотрел конверт Добряковой на свет и заметил, что в том месте, где наклеена марка, он не просвечивается, будто специально зачернен чем-то. Это насторожило меня. Похоже было, что и тут не обошлось дело без фотоаппарата. Отклеивать марку от конверта решился я после этого только при красном свете. Правда, и в этом случае был риск засветить снимок, если бы эмульсия его оказалась панхроматической или изохроматической, но иного выхода у меня не было. Нужно ведь было взглянуть, нет ли на марке каких-нибудь знаков, которые химикалии проявителя могли уничтожить.

Варгин давно уже держал в руках папиросу, не решаясь закурить. Он знал, что майор в последнее время воздерживался от курения, и не хотел подвергать его соблазну.

— Закуривайте уж, — махнул на него рукой Булавин. — Хотя вам нужно было бы запретить это в моем присутствии.

Обрадованный капитан торопливо закурил и продолжал:

— Отклеив марку, я обнаружил на обратной стороне ее очень тонкую черную пленку, видимо предохранявшую эмульсию от клея и света. Осторожно отделив эту пленку, не без колебаний решился я опустить марку в проявитель. Ждать пришлось довольно долго, постепенно, однако, стали проявляться на ней какие-то цифры. Как только они обозначились достаточно ясно, я тотчас же закрепил снимок. Вот, можете сами взглянуть на него.

С этими словами Варгин протянул Булавину почтовую марку с тусклыми знаками цифр на оборотной стороне.

— А вот и расшифрованный текст, — добавил капитан, подавая майору листок исписанной бумаги.

Булавин повернул ее к свету и прочел:

«С получением этого письма, под благовидным предлогом побуждайте Марию Марковну писать возможно чаще. Доносите шифром лишь о самом важном. Если не имеете, что донести, пишите от имени Марии Марковны обычные письма ее сестре. Нам важно знать, что вы живы и здоровы. Старым шифром больше не пользуйтесь. Применяйте в дальнейшем шифр номер семь. Будьте предельно осторожны. Тринадцатый».

— Вы имели время подумать об этой директиве Гаевому, — сказал майор Булавин, возвращая Варгину листок с текстом шифровки «Тринадцатого». — Какие соображения у вас возникли?

— Я полагаю, — медленно произнес капитан, — что агент, получающий информацию от Гаевого и скрывающийся под номером тринадцать, догадывается, что со дня на день должны произойти важные события на фронте. В связи с этим ему особенно важна информация о положении на прифронтовых железных дорогах. Вот он и требует от Гаевого писать возможно чаще, чтобы знать, что у нас тут творится. К тому же, в случае отсутствия писем от Гаевого, нетрудно будет сообразить, что он арестован.

— Это во-первых, — заметил Булавин, одобрительно кивнув головой.

— Да, это во-первых, — повторил Варгин, — а во-вторых, нам следует теперь еще тщательнее просматривать письма тети Маши, так как Гаевой все секретные донесения будет шифровать новым, неизвестным нам способом.

Майору Булавину нечего было прибавить к соображениям капитана Варгина, и он ограничился лишь тем, что спросил:

— А как же вы вышли из положения с отправкой директивы «Тринадцатого» Гаевому? Марка-то осталась ведь у нас.

— Ну да, эта осталась, — довольно улыбаясь, ответил Варгин, — а другую, точно такую же, мы изготовили по их же методу и наклеили ее на письмо Глафиры Добряковой.

— Решение правильное, — одобрил действия Варгина Булавин и задал капитану еще один вопрос: — Ну, а что поделывает Гаевой? Как ведет себя?

— Все так же, — ответил капитан. — По-прежнему ничем, кроме нарядов на ремонт паровозов, не интересуется.

— И по-прежнему не ходит никуда?

— По-прежнему, товарищ майор. Из конторы направляется прямо домой. Даже в столовую не заглядывает. И мне почему-то кажется, товарищ майор, что Гаевой не столько осторожен, сколько труслив.

— А я не думаю этого, — убежденно заявил Булавин. — И вам не рекомендую считать его трусом. Он просто очень опытный, а потому и очень осторожный. Я уже, кажется, говорил вам, что никогда не следует считать своего противника ни слишком глупым, ни слишком трусливым.

Майор нахмурился, досадуя, что приходится внушать Варгину такие прописные истины. Строгим голосом распорядился:

— Сегодня же фотокопию марки с письма Глафиры Добряковой отправить полковнику Муратову.