Взрыв у моря

На каменном полу среди твердых бугорков птичьего помета Калугин увидел тоненькую извилистую струйку воды: она вытекала из его фляги, подвешенной к ремню, из аккуратной круглой дырочки — прострелили… Увидел — и во рту его сразу стало жечь от сухости и соли. Он снял флягу, воды в ней оставалось немного, не больше четверти, отвинтил крышку, сделал два коротких экономных глотка, снова завинтил крышку и, чтоб остаток воды не вылился, бережно прислонил флягу к стенке.

Издали, с берега, донеслись выстрелы: два почти одновременно и третий через небольшую паузу. Калугин притих и минут двадцать не решался выглядывать из отверстия. Может, немцы ищут уцелевших, не успевших сесть на катер моряков, и добивают их?

Еще с полчаса Калугин не шевелился и прислушивался всем телом. Выстрелов больше не было. Он снова решил, соблюдая все предосторожности, выглянуть из пещеры. Вначале он тщательно обследовал глазами море, с которого его могли увидеть. Море было безлюдно. Черно-белое от гребешков, рваное, ветреное, оно несло волны, негромко разбивало их о большую плиту у входа в пещеру, тягостно стонало и охало где-то внизу, под плитой, под ногами Калугина: там, наверно, была другая, наполовину залитая водой пещера.

Калугин чуть подался из пещеры вперед и скосил глаза в сторону берега. Берег был безлюден, как и море. Длинная, серая, подковой выгнутая полоса гальки. Повыше — кустарник, за ним — темные силуэты кипарисов и уже дальше начинались домики окраины. И все было там мирно, тихо, будто и не было никакой войны. Только густой черный дым, все еще стлавшийся над дальней половиной городка, напоминал о войне, об опасности, о том, что надо быть готовым ко всему…

Жаль, оружия нет. Могут взять голыми руками. Но пусть-ка найдут, обнаружат его! Калугин понимал, что заметить его убежище с моря не так-то просто, а забраться на мыс еще трудней: и справа и слева отвесные стены, и есть только один путь сюда — сверху по веревке. Да кто сюда полезет?

Пещера была довольно просторная и удобная. По сторонам — две плиты для сиденья, словно кто-то нарочно приготовил для себя на всякий случай это убежище. Однако никаких следов пребывания человека здесь не было: ни черного круга от костра, ни консервных банок, ни обрывков бумаги или окурков.

В общем, если разобраться, ему дьявольски повезло. На катер не попал, так хоть сюда: сухо и безопасно…

Одно было плохо: болело плечо. И еще очень хотелось курить. А курить было нечего. Да и воды во фляге оставалось мало. А пить хотелось почти непрерывно. Калугин выпил маленькую лужицу с каменного пола — лужица могла испариться. Потом он снял широкий с большой бляхой ремень и стал расстегивать медные, с якорями, пуговицы на бушлате. Конечно, плечо его было задето не то осколком, не то пулей: в том месте, где был порван бушлат, запеклось немного крови. Рана не особенно стесняла его движений, однако когда он захотел снять бушлат, чтобы просушить его на ветру, стало невыносимо больно, и Калугин его не снял. Зато брюки, ботинки и бескозырку разложил поближе к выходу, чтобы их хоть слегка обдувал ветер. Сидеть в трусах, да еще сырых, было зябко. Калугин забился в дальний угол пещеры и скорчился там, прикрывая застывшие коленки короткими полами бушлата…

Что ж делать дальше? Его никто не вызволит отсюда, не придет за ним — это ясно. Во-первых, товарищи, прибывшие с катером на базу, уже рассказали, что он погиб или взят в плен, потому что не сделал даже попытку попасть на СК. Во-вторых, если бы в части и знали, что он еще жив, ничего не смогли бы сделать: не присылать же к берегу захваченной противником территории судно за одним человеком. Война только началась и никто не будет рисковать ради одного человека целым судном — даже самым крохотным катеришкой! — и его экипажем. Да и кто может догадаться, что он сидит на этом мысу после успеш… да, да, после успешного выполнения ответственного боевого задания. Так и будет доложено начальству, а потом командованию флота, а оно, может быть, сообщит и в самую ставку Верховного командования: операция по ликвидации крупной нефтебазы на Черном море успешно выполнена десантом энской части морской пехоты под командованием старшего лейтенанта Рыжухина.

Глаза Калугина остановились на бескозырке, лежавшей на каменном полу пещеры. Недавно он получил ее, новенькую, упругую, с ярко-золотой, свежей надписью на черной шелковистой ленте — с именем его корабля. Имя у его корабля громкое, грозное, а вот он, Калугин, сидит сейчас здесь беспомощный, бесполезный и не знает, как отсюда выбраться, что делать. Легко, очень легко было придумать это имя для корабля и носить красивое золотое слово на ленте, рисуясь на улицах города перед девчатами и сухопутными гражданскими, и до чего ж, оказывается, нелегко быть и всегда оставаться таким, как обещало это слово, — мужественным!