Взрыв в Леонтьевском

Закуталась зябко в платок и умолкла Тата, зыркая изредка по сторонам мрачными, глубокой синевы глазищами. Нет-нет, взор ее со скрытой тревогой останавливался на циферблате ходиков и на миске с едой, стоявшей на подоконнике кухни. Единожды она даже сделала попытку пройти туда, но Фридман так глянул на нее, что она тут же осеклась.

Савушкин несколько раз пересек комнату и кухню по длинной диагонали, задержался на мгновение у подоконника, машинально, не думая, взял из миски аппетитно выглядевший огурчик и… с хрустом съел. Уловив презрительный взгляд анархистки, смущенно пробормотал:

— Извините, гражданка Тата, не удержался…

— Да чего уж, — спокойно ответила женщина, — ешь… Мог бы и меня угостить. Мы тоже небось люди.

— Можно? — с нескрываемой надеждой в голосе обратился Николай к Фридману.

— Давай, — не раздумывая, почувствовав, как враз голодной слюной оросило рот, разрешил Михаил. — Не пропадать же добру. И наших ребят покорми.

Обрадованный Савушкин, не дожидаясь повторного разрешения, мгновенно подхватил миску и честно, с зачетом съеденного им огурца, разделил ее содержимое между чекистами и задержанными. И ни он, ни его товарищи не заметили злорадного огонька, на миг вспыхнувшего в бездонных глазах анархистки.

А через час примерно в переулке появился еще один прохожий, сразу привлекший внимание чекиста-наблюдателя. То был крепкого сложения мужчина лет тридцати, одетый в потрепанную коричневую тужурку, брюки-галифе, на голове ворсистая кепка с отложными наушниками. Обе руки глубоко засунуты в карманы. «Скуластый, настороженный», — привычно отметил про себя наблюдатель самое характерное во внешности и поведении неизвестного.

Мужчина вошел в подъезд, поднялся по лестнице, поравнялся с окном в кухню конспиративной квартиры, искоса глянул на подоконник и, словно ошпаренный, круто развернулся и устремился обратно вниз. Он бежал, перепрыгивая через ступеньки, по-звериному ловко, почти не производя шума. Кинулся следом чекист, дежуривший на верхней площадке. Пробегая мимо двери квартиры, успел нажать на кнопку звонка и крикнуть: «Уходит!»

Истерически захохотала «товарищ Тата», торжествующе тыча пальцем в опустошенную миску. Поймал ее взгляд Савушкин в ужасе — он все понял! Миска не просто так стояла на окне… Должно быть, каждый огурец, каждый ломоть хлеба и луковица тоже имели какое-то тайное, ему неведомое значение и смысл.

— Сигнал! — в отчаянии закричал он Фридману. — Я ж сигнал ему дал!

Выхватив наган, Николай стремглав вылетел из квартиры. Уже тоже все понявший Михаил успел поймать за локоть кинувшуюся было к двери анархистку, отбросил ее в комнату и побежал следом за Савушкиным.

Меж тем мужчина в тужурке выскочил из подъезда, с ходу выстрелил два раза перед собой, расчищая путь к бегству, и кинулся к Тверской. Бежал грамотно, петляя, достаточно плотно отстреливаясь с обеих рук так, чтобы помешать преследователям вести по нему самому прицельный огонь. А бежали за ним трое — Савушкин, Фридман и наблюдатель. Савушкин впереди всех, самый молодой и быстрый, к тому же его подхлестывало страстное желание исправить свою же ошибку.

Анархист, хоть и был лет тридцати, а то и старше, похоже, обладал отменным здоровьем, да и бегать умел. В ужасе шарахнулись от него прохожие, когда он пулей промчался мимо дома знаменитого булочника Филиппова, пересек, едва не поскользнувшись на трамвайном рельсе, узкую Тверскую и устремился к Страстной площади… На какое-то мгновение он задержался, но тут же, выпустив назад еще две пули, свернул в длинный Гнездниковский переулок. Это было рискованно — в Гнездниковском располагалось управление московской милиции. Но резон определенный был: отсюда начиналась паутина прихотливых переулков, со множеством проходных дворов, церквушек, старых городских усадеб с запущенными садами. Проскочи он опасное место — и вполне можно уйти, раствориться, сгинуть бесследно. Ищи потом ветра в поле…

Но ему не повезло. Не повезло и молодому сотруднику милиции, выходившему в этот самый момент на улицу. Поняв, что происходит, милиционер сделал попытку задержать беглеца, успел даже схватить его за рукав, но, получив в упор пулю в грудь, рухнул замертво на мостовую. Но все же именно эта секундная задержка и решила судьбу бандита. Соскочил с мотоцикла подъехавший по редкому стечению обстоятельств к управлению сам начальник московского угро, вчерашний чекист Трепалов, кинулся наперерез… Теперь беглец оказался меж двух огней. Он швырнул гранату, но, как и Ковалевич, не успел выдернуть чеку, а в следующую секунду и сам был сбит навзничь двумя пулями из маузера начальника угро.

Первым к нему подбежал Савушкин. Даже ему, видевшему в своей жизни всего одного убитого, сразу стало ясно, что этот человек мертв…

Труп обыскали. При нем было три револьвера, еще одна граната, записная книжка и восемь документов, из которых четыре были выписаны на разные фамилии. Но на других фамилия была указана одна, и настоящая — Петр Соболев.