— Ты помнишь, никаких перетасовок. Таковы условия нашего пакта на этот год!
— Ладно, — выдыхает она. — А ты везучая стерва! — шутливо толкает меня в бок.
— Как думаешь, нас Дашка примет сегодня?
— Ща напишу ей, спрошу. У нее не так, чтоб очередь из клиентов, ты ж знаешь.
— И все равно зарабатывает больше нас! А мы ещё смеялись над ней, когда она третий курс бросила и на курсы парикмахеров пошла. Были б поумнее, уже давно ноготочки на дому кому-нибудь пилили.
— Я лучше сразу вскрою себе вены, — фыркает подруга, быстро тарабаня пальцами по экрану. — О, говорит, приходите сейчас.
— Ну что, — разворачиваюсь к зеркалу на шкафу. — Прощайте голубые волосы, нам было хорошо вместе. Гуся, попрощайся! — толкаю ее в бок.
— Прощайте волосы, — бурчит она.
— Не каркай!
В салоне, где Дашка арендует кресло, произошли изменения. Стены перекрасили в черный напополам с бордовым, с потолка свисает готическая люстра, а мастера теперь все в черных фартуках. На заднем фоне звучит тихая мелодия и какое-то жужжание, типа, бормашины.
— Дашка, что у вас тут за грот теперь? — тихо спрашивает Гуся.
— Не грот, а салон, деревня. Вон, за стенкой теперь татухи делают и пирсинг, а тут только избранные, кивает она на себя. — Теперь сюда только узкий круг пускают и только по предварительной записи. Поднялась я на ваших цветных волосах!
— Это как?
— Ну, помните, я снимала вас во время окрашивания. И моя рубрика "двенадцать оттенков безумия" в Инсте просто взорвал ленту! Написала историю, как вы на Новый год заключили пакт о смене цвета каждый месяц и как его блюдете. Про то, что вы невменяемые к тому моменту были, а вас просто на слабо взяли, умолчала, конечно, — ржет Дашка. — Короче, как посыпались лайки, репосты, комменты. Директ ломится от желающих повторить ваш фокус с цветным окрашиванием.
— Слава пришла, откуда не ждали, — фыркаю я.
— Ага, — гогочет парикмахер. — Ну, кто первый? Какой цвет в этот раз?
— Розовый! — поднимаю я руку.
— Синий! — угрюмо отзывается Гуся.
— Так-с, начнем с тебя, "розовое сияние", — пританцовывает Дашка. — Вы хоть за краску в этот раз заплатите, бомжары? — окидывает нас прищуренными взглядом.
— Да-а-аш, — тяну я.
— Ладно, вон, для вас даже клиенток перенесла. Пора ленту пополнять!
Дашка, конечно, ни разу не клиентоориентированная, но руки у нее откуда надо растут. Спустя три с половиной часа я восторженно пялюсь в свое отражение. Подмигиваю ему, строю рожицы, клепаю бесконечные селфи.
Гуся сидит надутая, пока наш язвительный парикмахер не шепчет ей что-то на ухо и не берется за огромные ножницы. Я даже крикнуть не успеваю, как длиннющая выцветшая прядь опадает на пол.
— Что ты делаешь?! — в ужасе шепчу я, даже голос от волнения пропал.
— Каре! — широко улыбается подруга.
— Ты с ума сошла?
— Отстань, ссыкло, будет бомбезно! — размахивает ножницами Дашка.
— Все, не могу на это смотреть, — закрываю лицо руками. — Я пошла.
— Иди-иди, мой маленький пони! — ржет бывшая однокурсница.
Оставляю этих безумных наедине и выхожу из "грота". На улице ловлю солнечные лучи, которых была лишена последнюю неделю взаперти, и улыбки прохожих, скользящих взглядом по моим зефирным волосам. Разве нужно женщине для счастья что-то ещё?
Вообще, нужно, конечно. И к этому "что-то ещё" я сейчас заявлюсь на работу!
Глава 20. Музыкальная открытка
Майя
Я покупаю шарики. Много. Мне кажется это забавно, отблагодарить Медведя за его заботу таким вот воздушным способом. И немного нелепо. И в этом особый шарм!
Я бодро шагаю к зданию с медной вывеской "Нотариус", и широкая улыбка не покидает моего лица. На мне яркое цветастое платье, перекликающееся с волосами, и лёгкий, едва уловимый аромат манго. Спасибо Гусе и Ив Роше за дорогущее масло для тела, надеюсь, оно не подведёт!
Пока Дашка красила меня, я многое сумела передумать в своей голове. Даже набросала небольшой план действий!
Во-первых, Медведя надо покорить — тут шарики в помощь и харизма в придачу. Затем — оградить от жены, с этим пока не придумала, как быть, но с креативностью у меня все норм, разрулю. Третьим шагом — влюбить его в себя до беспамятства и тогда, если правда вдруг всплывет на поверхность, — ему дела не будет до того, как все началось. Если так подумать, то спустя двадцать, тридцать лет, когда мы будем рассказывать историю нашего знакомства детям — а у нас, непременно, будут две девчонки с густым веером ресниц, как у папы — факт того, что мне заплатили, вообще перестанет иметь значение. Вообще, фактически же денег я никаких и не получала, бумаг не подписывала, так что смело можно считать, что ничего и не было.
Самовнушение — великая вещь!