– Вон там заросли какие-то. Придется устраиваться на привал, иначе живыми на Родину не довезем.
– Это точно.
Свешников развернулся, шагнул к лежащим и стонущим, ухватил двоих, Иванова и Степанова, поволок к указанным зарослям. Батяне пришлось тащить профессора и Меньшикова, ну а старлей взяла на себя заботу о Малышевой. Действительно стоило сделать небольшой привал – ученые могли запросто дух испустить от таких нагрузок.
Оборудовав место привала, десантники замаскировали его со всех сторон. Устроились по бокам и замерли, вслушиваясь в шорохи сельвы. Ученые уже спали, хотя вроде только что глаза закрыли.
Решено было выждать четыре часа и вновь продолжать движение.
Оказалось, что четырьмя часами не обойтись. Как только будили одного и принимались за следующего, так прежде разбуженный вновь засыпал не менее крепко. Вдобавок оказалось, Малышева подвернула ногу. Едва она вскочила, как вскрикнула и с тоской посмотрела на распухающую конечность. Но через несколько секунд легла и снова уснула… Свешников пробовал было криком поднять ученых. Он тряс их, держа за шкирку над землей, но все его попытки разбудить научных сотрудников оказались безрезультатными: они спали, как сурки.
Удалось разбудить лишь Меньшикова: тот вымотался не так, как остальные, да и двойная доза стимуляторов все еще работала в крови. Но все равно постоянно тер глаза и зевал.
Батяня, пользуясь свободным временем, не стал терять его на бесплодные попытки расшевелить сонных. Встряхнул очкарика, сел напротив и решил разузнать все подробности.
– Куришь?
Тот в очередной раз протер глаза. Кивнул неуверенно:
– Курю.
Батяня достал пачку, вытащил сигарету и протянул:
– Огонек есть?
Младший научный сотрудник развел руками:
– Откуда?
Пришлось доставать и зажигалку. Дождавшись, когда Меньшиков закурит, Батяня, убирая сигареты в карман, поинтересовался:
– Ты вот мне скажи, зачем взялся в производство новой наркоты? Тебе что, другие идеи в голову не приходят? Вроде умный парень, в науке разбираешься, мог бы чего полезного стране принести. Вместо этого – еще одну гадость сотворил.
– Я просто хотел проверить… проверить, и все.
– Проверил?
– Да… – Меньшиков повесил голову. – Проверил…
Батяня ощутил желание отвесить крепкий подзатыльник такому экспериментатору. Удержался, понимая, что не следует нагнетать и без того тяжелую атмосферу.
– В мире и без этого полно всякой дряни, кокаин, героин, прочая мерзость. Ежегодно сотни тысяч человек мрут от передозировки или по причине необдуманных поступков, находясь под действием этой дряни. Ты же добавил новую, случись ей распространиться – количество погибших только возрастет. Об этом думал?
– Думал…
– Видать, плохо думал. Если бы нормально обмозговал, то никогда бы не стал претворять эту идиотскую задумку в жизнь… Или ты хотел известным стать?
– Хотел, – голова склонялась все ниже, голос становился все глуше. Про сигарету в пальцах Меньшиков и вовсе забыл.
Батяня понаблюдал за ним немного. Давить на совесть не хотелось, да и что ему объяснишь, этому гению? Пальцем погрозишь и возьмешь обещание никогда такого не повторять? Ерунда все это, вновь что-нибудь пакостное изобретет, едва оклемается и почувствует некоторую свободу действий. Тут либо давить на месте, либо – все же дать шанс встать на правильный путь.
– Неужели только во вред людям можешь изобретать?
Меньшиков поднял голову. Затянулся и принялся сбивчиво объяснять:
– Я… я хотел продолжить развивать свое открытие, но тут появился Барон… Не дал продолжить работу, заставил делать только наркотик. Там, помимо соединения с выраженными наркотическими свойствами, еще очень много перспектив, вполне и лекарства создать можно, хорошие лекарства, но я не успел… Мне бы лабораторию… тогда бы я все что можно вытащил из открытой мною формулы…
– Была у тебя в институте лаборатория, чего там не открывал свои формулы?
– Какая там… лаборатория? – Меньшиков поморщился. – Два часа в день, толпа народу, постоянная нехватка образцов. Что можно сделать в таких условиях? Опять же профессора над душой стоят, придурки закостенелые, ничего нового не принимают, а то и вовсе боятся. Им уже на покой пора, песок сыпется, но все равно указывают, как и что делать. Начнешь объяснять и доказывать – щеки надувают и твердят, что мои формулы не могут иметь реальных оснований, так как какой-нибудь давно умерший академик когда-то сказал, что такого не бывает в природе. Не бывает – и все.
Батяня пожал плечами, химия для него – темный лес.
– Теперь-то сможешь продолжить свою работу?
Меньшиков странно глянул:
– А меня не посадят?
– Тебя не за что сажать, по идее, тебя надо, наоборот, наградить… впрочем, вряд ли тебя наградят, это дело закрытое. Но, думаю, твои разработки должны принести пользу медицине.
Обещать что-то этому гению не хотелось. Батяня не стал договаривать до конца, закончил:
– В Москве разберутся, что с тобой делать.
Рядом опустился Свешников. Краем уха он слышал разговор, поэтому вставил, больше для острастки: