Взвейтесь, соколы, орлами...

На площадке с вентиляторами поставили один мотоплан, но без пропеллера и привязали его к бревну небольшим шкертиком. Кондрат уже в который раз повторял сценарий с Маришей. И как-то так получалось, что она действительно становилась самой главной в этом шоу. Она была ведущей и должна была объяснять зрителям, всё происходящее. Гостей мы ожидали на завтра не раньше полудня, но все равно решили лечь спать пораньше. Но не тут-то было. Вдруг откуда ни возьмись появился наш средний названный братец Великий князь Борис Владимирович. С надменным видом человека, облечённого государственной властью, он с порога потребовал, что бы ему показали всё, как адъютанту самого Государя. Это было явным самоуправством и отсебятиной с его стороны. Ведь было же обговорено заранее – до 17-го августа никому и ничего. Но князь Борис настаивал, потрясая пухлым портфелем, как символом власти. Мы растерялись и не знали как и куда его сбагрить. Выручила всех Марина. Она жеманно взяла его под руку и повела наверх со словами:

– Ну что вы, князь! Какие могут быть секреты от вельможи, со столь высоким положением при дворе!

Не прошло и трёх минут, как Боренька, красный как рак, скатился с лестницы, поддерживая обеими руками штаны. А следом за ним спускалась торжествующая Мариша:

– Вот видите князь, какое огромное количество туалетной бумаги, можно сэкономить благодаря нашему изобретению. Вы, как лицо, приближённое к Государю Императору, должны осознать это в государственном масштабе!

Оказалось, что Мариша попыталась продемонстрировать Борюсику действие бидэ на нём же самом. Боря просто пылал от стыда. Тут уж я взял его в оборот:

– Боренька! А гербовая бумага, на которой царёвы указы пишут, у тебя есть с собой?

– Конечно есть! Полный портфель. В этом и состоит моя служба!

– А вот теперь слушай сюда, телок театральный, и желательно ушами. Сейчас ты сядешь за стол и начнёшь писать под мою диктовку указы. Конечно, ты можешь и отказаться, но тогда завтра же весь двор узнает о твоём единоборстве с фонтанчиком в присутствии дамы. А уж жёлтая пресса разнесёт молву о том, как ты в Петергофе с голым задом оседлал фонтан Самсона – с них станется. И тогда тебя не то, что в Зимний – в Мариинку не впустят с парадного входа. А уж папенька, как узнает о таком позоре, то предаст тебя анафеме и вычеркнет из завещания. Ты этого хочешь? На размышления даю минуту – время пошло!

– А чо писать то? – тут же сдулся Борис.

– Друзья мои! Всем спасибо и всем спать! А мы с Великим князем Борисом Владимировичем ещё поработаем.

И все разошлись по своим комнатам. А мы с Боренькой стали писать указы. Много, много указов. У меня аж в горле пересохло. Отошёл, хлебнул воды.

Боре тоже пить захотелось.

– Встань, да сам себе и налей. Прислуга-то вся отпущена.

Пока он искал графин и стакан, я успел у него из портфеля попятить десятка два чистых бланков – авось пригодятся. Когда мы покончили с чистописанием, я предложил Борису остаться у нас до завтра, но он собрался ночевать в Гатчинском замке.

– Тогда и поезжай с Богом. Да сиди там тихо, как мышь под веником. Трепать языком о том, что здесь было, не в твоих интересах. А вот завтра добро пожаловать вместе с Государем. Можешь понадобиться! А за указы не переживай. Без подписи Императора и гербовой печати они годятся разве что на растопку камина.

Утром всё было готово к приему дорогих гостей, но увы – пошел дождь. И похоже, что на весь день. Пришлось послать в Царское Село гонца, что бы перенести всё на завтра, на 18-е августа. В гостиной классная доска была повернута к стульям. Я облачился в форму гимназиста, мятую и со следами мела. Высочайшая комиссия подъехала на нескольких колясках. На крыльце их встречали только я и Даша с Глашей. После традиционного хлеб-соли, я пригласил гостей садиться. Все расселись на стулья перед школьной доской. По центру Николаша. По праву руку папенька, по леву Боренька.

Я говорил вдохновенно. Чертил на доске профиль крыла, потоки воздуха, вектор подъёмной силы и центра тяжести. Опять упомянул закон Бернулли и закон Ньютона. В общем, я превзошел самого себя минуты на три. Через десять минут мои познания в аэродинамике закончились. Тогда я показал вырезанную из бальзы модель мотоплана и даже попытался её запустить, как бумажного голубя.

В качестве оппонента выступил профессор Николай Егорович Жуковский.

К моей неописуемой радости он в три минуты не оставил камня на камне от моей теории полёта. Лица папеньки и Государя заметно скисли. Они ожидали хоть чуточку чего-то более интересного. За то Борюсик торжествовал.

Тогда я пригласил всех на площадку с вентиляторами за ангаром. Там я показал им мотоплан и уселся в кресло пилота. Дал команду врубить вентиляторы. Когда они задули в полную мощь, я чуть потянул ручку на себя, хвост опустился и мотоплан даже завис на несколько секунд над площадкой. Когда вентиляторы вырубили, ко мне подошел профессор Жуковский и менторским тоном стал поучать: