Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы (полная версия)

Так началось противостояние Шишкова (и шишковцев) с Карамзиным (и карамзинистами). Державину, Крылову и Грибоедову эту историю простят, а «мракобеса» Шишкова в литературоведении сделают – не скажем «мальчиком», а скорей – дедушкой для битья.

Максимально упрощая наш разговор, скажем так: с одной стороны, для развития молодой русской литературы европейское влияние было во многом живительным; с другой – Шишков прав: заимствуя чужие слова, мы слишком часто теряли свои, приживляя чужеродное, разрывали нерасторжимые смысловые связи, кромсали саму ткань языка, не осознавая, что там ничего случайного нет, что язык – наша защита и несёт в себе, как сегодня это бы назвали, «систему национальных кодов».

Впрочем, каким бы ни казался Шишков архаистом, нынешнее звучание сентиментальных повестей, даже и карамзинских, вызывает в лучшем случае улыбку, а тексты и церковнославянской литературы, и древнерусской – стоят нерушимо и действуют завораживающе. Неправота Шишкова оказалась сиюминутной, а правота – постоянной.

Шишков между тем шёл дальше и пытался доказывать, что и священные тексты на церковнославянском звучат убедительней, чем на французском (в лекции 1810 года «Расссуждение о красноречии Священного писания и о том, в чём состоит богатство, обилие, красота и сила российского языка…»). Не оценивая, насколько он был прав, – скажем только, что это его донкихотство само по себе вызывает уважение.

К тому же не будем упрощать: Шишков, к примеру, допускал и даже рекомендовал введение в литературный оборот «низкой лексики» – так что ещё вопрос, кто из них был более прогрессивен, он или Карамзин.

Юрий Тынянов в замечательной своей работе «Архаисты и Пушкин» утверждает, что Шишков боролся против «единообразия и сглаженности» языка. Выписывая из Карамзина фразу о том, что «светские дамы не имеют терпения» читать русских романов, потому что так не говорят «люди со вкусом», Шишков остроумно отвечал: «Не спрашивайте ни у светских дам, ни у монахинь».

Тынянов напоминает анекдот про Шишкова: как он у одной своей хорошей знакомой листал альбом, и, обнаружив там русские имена, написанные по-французски, все их вычеркнул и приписал:

Без белил ты, девка, бела,
Без румян ты, девка, ала,
Ты честь-хвала отцу-матери,
Сухота сердцу молодецкому.

Характер Шишкова являл собой не, как может показаться, склонность к окаменелым формам, но напротив – распахнутость и душевное здоровье.

Одним из первых в России он всерьёз занялся сбором народных песен, лично зная их великое количество, и занятия неизбежно сказывались на его убеждениях.

Идёт девица из терема,
Что бело лицо заплакано,
Ясны очи помутилися,
Белы руки опустилися,

– приводя в пример эту песню, Шишков пояснял: «Мы не таким образом описываем ныне печаль красавиц, но сия безмолвная кручина: ясны очи помутилися, белы руки опустилися, – едва ли не лучше сих, влагаемых в уста любовниц, восклицаний: о, рок! о, лютый рок! я рвусь, терзаюсь! И тому подобных. Что же это такое?»

Когда началось это вслушивание в речь у Шишкова? Наверное, в тот день, когда он, будучи совсем ещё молодым мичманом, задумал составлять треязычный словарь морских терминов – и, переписывая сотни слов, начал распознавать их родство. Обнаружив в том неслыханную музыку, захотел и с другими ей поделиться, пусть даже и ошибаясь в частностях.

Однако и претензии к Шишкову со стороны критикуемых им бывали верны: осознавая нехватку доводов собственно филологических, Александр Семёнович зачастую переходил на слишком широкие обобщения, обвиняя оппонентов в маловерии, склонности к якобинству и отсутствии патриотизма. Зачастую так оно и было, но Карамзин точно не был меньшим, чем Шишков, патриотом России. Да и самого Карамзина либеральная молодёжь

за монархические взгляды (при республиканских убеждениях, что сам он парадоксальным не находил) позднее запишет в сторонники рабства и даже в невежды; у них с этим скоро.

Историческая закономерность тем не менее заключается в том, что в трудные для Отчизны времена российская власть призывает на помощь в первую очередь тех, кого чаще всего обвиняют в ретроградстве; и они в полной мере исполняют вверенное им. Александра Семёновича Шишкова призвал император Александр I.