Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы

Шишков, наблюдавший всё происходящее и непосредственно в бою участвовавший, в своих записках отдаёт врагу должное: «Прохождение передового шведского корабля и последовавшего за ним, было сколько отважное, не меньше того искусное: он шёл под одними марселями, имея все прочие паруса для сбережения их закреплёнными, но приготовленными так, чтоб в одно мгновение можно было распустить их. Все служители его были скрыты внизу, в подводной части корабля, куда ядра пролетать не могут. Наверху оставались одни офицеры с малым числом матросов. Лёжа носом к отряду, он не мог палить по нему, кроме как из двух носовых пушек. Таким образом, осыпаемый ядрами по крайней мере из полутораста орудий, не претерпел ни в людях великого урона, ни в снастях и мачтах значительных повреждений. Может быть, сие покажется слабым с кораблей наших действием, но надлежит себе представлять, что переход расстояния на два пушечных выстрела (то есть от точки, где начинают бить ядра, до точки по другую сторону отряда, где они перестают доставать) весьма недолговременен, и тем ещё больше сокращался, что каждый неприятельский корабль тотчас, по миновании нашего отряда, распускал вдруг все паруса, так что переход сей продолжался не более четверти часа».

Шишков признаёт ошибку: надо было сразу бить по парусам и снастям – это не дало бы шведам уйти.

«Когда неприятельская кор дебаталия[2] проходила помянутый наш отряд, – пишет Шишков дальше, – два корабля ея, узостью места и сильным поражением стесняемые, стали на мель… Адмирал, по соизмерению близости расстояний, приказал первым из них овладеть кораблю “Константину”, вторым – кораблю “Бориславу”. В десятом часу неприятель пустил на отряд контр-адмирала Повалишина зажжённый брандер[3], который, не дошед до него, стал на мель. Шедшие за ним неприятельский корабль и фрегат, не могши по тесноте прохода обойти оного, от него загорелись и вскоре воспалившимся порохом взорваны на воздух».

«Ужас пожара на море, – делится Шишков, – превосходит всякое бедствие, и разве только ту имеет выгоду, что недолго мучит, и скорее, чем погибель сокрушаемого бурею корабля, приносит смерть. Многие смолёные на корабле снасти и другие вещи, мгновенно возгораясь, распространяют повсюду пламень, который, проникнув до порохового погреба, страшным образом разрушает корабль, бросая верхние части его на воздух, а нижнюю опуская на дно моря. Мы смотрели на сие пагубное зрелище в трубы и с трепещущими от соболезнования сердцами видели, как на каждом из них отчаянные люди, высыпав и, так сказать, прильнув к бокам корабля и висящим с кормы лестницам, ожидали между огнём и водою последнего своего часа».

…Шведы потеряли восемь кораблей – причём семь из них сели на мель из-за плохой видимости. Один из кораблей продолжал обстреливать русских, пребывая в совершенно недвижимом, то есть, по сути, обречённом положении – стоит отдать ему должное, – но только один.

Шишков описывает такую ситуацию: когда русский фрегат обходил ставшие на мель или подбитые шведские суда, они тут же опускали шведские флаги и поднимали белые, показывая, что сдаются. Но едва ближайший наш фрегат удалялся, они возвращали на мачты шведские флаги и пытались грести вослед основной части своего сбежавшего уже флота. Огорчившись такому вероломству, русские начали жестоко обстреливать хитривших шведов. На этот раз, доказывая, что обмана больше не будет, шведы не только спустили флаги, но догадались на глазах у русских сломать свои реи и начали рвать паруса, давая понять, что попытки побега были напрасными, и больше такого не повторится.

Доверившись, русские ушли, а шведы остались в одиночестве – и всё-таки сбежали на своих судах.

Самое огорчительное, пишет Шишков, что шедший в шлюпке Густав III именно к одному из этих кораблей и пристал. И если б в пылу боя кто-то решил остановиться и арестовать шведских офицеров – в наши руки попался бы и король. Но этого не сделали!

«В осьмом часу, – продолжает Шишков, – прошли мы остров Го гланд, гонясь при свежем ветре за неприятелем, бегущим под всеми парусами. В девять часов корабль “Мстислав” стал приближаться к заднему шведскому под контр-адмиральским флагом кораблю, с которым вскоре вступил в сражение и принудил его сдаться. Битва сия, происходившая на виду обоих флотов, представляла прекрасное зрелище, если так можно назвать битву. Корабль наш, имея в ходу некоторое превосходство перед шведским, повреждённым в верхних парусах, стал помалу приближаться к оному, и, когда подошёл к нему на пушечный выстрел, тогда швед начал палить по нему из двух кормовых пушек. Он, не ответствуя на то, продолжал свой путь, и чем более с ним выравнивался, тем больший претерпевал огонь от боковых ближайших к корме пушек его, доколе совершенно с ним не поравнялся. Тогда открыл свою батарею – и сражение между ими сделалось самое жаркое. Вскоре у обоих паруса изорванные затрепетали и скорость хода уменьшилась. Ядро нашего корабля сбило висевший на бизань-pee шведский флаг, который, вея и кувыркаясь, летел оттуда в море…»