Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945

По утрам, примерно между пятью и шестью часами, по дороге от заставы в наш городок проезжал молоковоз, поляк. Возил молоко с фермы в часть. Часовые хорошо видели в бинокль его пароконную повозку с белыми бидонами, прикрытыми сверху брезентом, и всегда докладывали: со стороны, мол, погранзаставы замечена подвода, движется в направлении военного городка. Мы уже знали, что едет пан Кисель. Так звали молоковоза. То ли фамилия такая, то ли прозвище. Но когда его окликали: «Пан Кисель!» — он приветливо откликался, снимал свою поношенную засаленную шляпу с обвислыми, как лопухи, полями и подобострастно кланялся.

Пан Кисель в то утро не появился. Вернее, мы его так и не дождались.

Я повел сам утреннюю смену. Самая трудная и самая муторная для часовых и разводящих смена. На душе было как-то неспокойно. Пускай, думаю, разводящие поспят. Разбудил старшего сержанта Климченко, своего помощника, и пошел. Смена небольшая — всего три поста. Склад ГСМ, склад вещевой и продовольственный и штаб полка. Правда, посты усиленные, по два человека: часовой и подчасок. Так что со мной шли шесть человек. Бойцы все надежные. Кто по году отслужил, кто уже больше. Молодых в этот раз я в караульную ведомость приказал не вписывать. Молодые, недавно принявшие присягу, пошли в наряд по кухне и на заготовку дров. Как почувствовал.

Вообще, должен сказать, что в воздухе уже витало, что схватки с германцами, как тогда говорили, нам не миновать. Все было напряжено до крайности. Даже пан Кисель стал какой-то другой. Более молчаливый и осторожный. Словно боялся лишнее слово проронить. У пана Киселя, мы это знали, была большая семья. Шестеро или семеро детей. Работал на ферме молоковозом. И это, видимо, кормило его большую семью. Должностью своей дорожил. Ему было разрешено движение мимо постов. Но — по четко определенному маршруту и в определенный промежуток времени. И пан Кисель не нарушал графика движения. Бойцы его любили. У него всегда было небольшое ведерко, прикрытое плотной материей, которое он передавал часовому, — молоко для караульных. Помощник начальника караула старший сержант Климченко приносил большую солдатскую кружку свежего молока и мне.

Так что поляка мы любили.

Я успел сменить первый пост. Часовые и подчаски проверили печати на замках и дверях, удостоверились в исправности тревожной кнопки оповещения.

Ефрейтор Сумников, сменившийся с поста, доложил:

— Товарищ лейтенант, севернее погранзаствы наблюдали три зеленые ракеты. Пущены с интервалом в десять секунд в направлении развилки дорог.

Мы знали, что там, в лесу, развилку дорог контролировал дот пограничников. Несколько пулеметов и отделение бойцов. Пограничники иногда приезжали на машине в наш городок. То в баню, то на просмотр кинофильма, то на концерт. Мы с ними дружили. Проводили совместные праздничные мероприятия. Жена начальника погранзаставы имела очень приятный голос, нежное девическое сопрано, и она всегда исполняла несколько песен. Мы ее любили и преклонялись перед ней как перед артисткой. Всегда, когда в военном городке намечалось какое-либо мероприятие, бойцы и командиры спрашивали начальника клуба, будет ли петь Соснина. Я запомнил и ее имя — Лариса Юрьевна. Нас судьба сведет в самые жуткие дни и часы. Но об этом рассказ впереди.

А пока я слушал доклад ефрейтора Сумникова.

— И еще, товарищ лейтенант, — уже не по-уставному дополнил Сумников, — в городке, в польском квартале, стоял какой-то непонятный шум. Словно что-то перетаскивали из дома в дом. Калитки хлопали. Гвалт какой-то стоял.

— В польском или в еврейском? — уточнил я.

Дело в том, что наш городок делился на две части. Собственно военный городок и — Городок. Именно такое название он носил. Но на конвертах из дому нам писали так: «Гродно-12», а дальше шел номер полевой почты. Разделяла эти два городка небольшая речушка. В военном городке находились казармы нашего стрелкового полка и танковой бригады. Стояли также дома семей командиров. Правда, некоторые командиры, как правило рангом пониже, жили и в гражданской части городка. В основном молодые семьи. Лейтенанты привозили из отпусков молодых жен и селились там, снимая свободные комнаты у поляков и белорусов. Евреи жили более замкнуто. Они даже имели свое особое кладбище. На кладбище всегда дежурил сторож. Стоило туда зайти, тут же появлялся старик в черной балахонистой одежде и вежливо, но настойчиво спрашивал, что пан офицер желает осмотреть. Так что в другой раз туда не пойдешь.

Ефрейтор Сумников не уточнил, откуда именно доносился шум.