Взвод

Несколько голосов спросили:

— А как проверишь?

— На лбу не написано…

— Не узнаем!..

На это Скопин нашел ответ «быстрее Павленко:

— Не написано! Известно, не написано. На лбу нет, а в твоем поведении на службе все написано. Как, значит, себя ведешь? Как лошадь, оружие и другое, в порядке ли? Как несешь наряды и все прочее? Также боевая служба.

Все согласились:

— Это конешно верно… Правильно… Тут не спрячешься.

— А там, ребята, после чистки, да вдруг весь взвод сделаем комсомольским, а? — встрепенулся Воробьев.

Менялся наряд около пленных. Бежали часы.

На измученных лошадях, бледные от усталости и волнения, вернулись ребята. Беглецов не нашли. Как в воду канули пленный и два предателя.

Слез Гришин с лошади и, ни на кого не глядя, подошел к костру и сел, опустив голову. Сидел, глядя в одну точку, не проронив ни одного слова.

Не видел, как весь взвод, кроме четырех ребят, стоявших в наряде, собрался в сторонке около Воробьева и о чем-то толковал.

Не слышал Гришин, как подошли к нему и стали вокруг двадцать подчиненных ему ребят.

— Гришин, а Гришин, — толкнул его в плечо Воробьев.

— Что? Чего тебе?

Посмотрел — весь взвод кругом. Никогда так не смотрели ребята на Гришина. По-особенному тепло, товарищески.

— Ты не убивайся больно-то, — говорил Воробьев. — Нет худа без добра. Вот сволочь сбежала, зато все честные ребята теперь — как стена каменная! Не прошибешь! Мы вот тут толковали без тебя и, значит, решили все, как один, на совесть работать. Хотим даже все в комсомол. Чтобы весь взвод — образцовый, комсомольский!

Никогда не дрожал голос у Воробьева, крутой парень, а здесь еле заметно вздрагивал.

Еще раз посмотрел Гришин в глаза двадцати и прочел у всех, как у одного: «Да, да, так хотим, так будет!»

— Ребята, а боя-то не слышно почти! Так, еле-еле и то дальше, чем было! — закричал Скопин.

В самом деле, боя не было слышно. Стояла непривычная, после почти двухдневного гула, тишина. Изредка доносились орудийные выстрелы, но уже значительно глуше, чем раньше.

— Гришин, Гришин! — ударил в уши вместе со стуком копыт голос ординарца. — Давай скорее взвод! Пленных веди с собой. В селе сдадим дивизии. За мной поезжайте все! Прорвали! Бригада пошла вперед!..

5. НОЧЬЮ

От самого Киева до Львова, с боями и днем и ночью, с победами и поражениями двигались полки бригады.

Пробирались дремучими лесами, переплывали реки, скакали по полям и равнинам.

Не остановили бригаду ни пехота, ни авиация белополяков.

Ни на шаг не отставая от бригады, деля с ней и радость побед и горечь поражений, двигался взвод Гришина.

Немного прошло дней с момента сформирования взвода, а сколько пережито, сколько ушло дорогих, близких людей, с которыми сроднили эти дни — дни тяжелой борьбы!

Остались позади Житомир, Новоград-Волынск, Старо-Константинов, Броды, Радзилов, Станиславчик.

Подошли к Львову.

Полукольцом обложили Львов части красной конницы.

В полукольце этом до темноты мотался польский бронепоезд. Прокатится, даст несколько выстрелов — и уйдет за Львовские Горбы, а потом снова дойдет почти до самой бригады.

Львов настороженно затих в долине между высотами. Иногда блеснет светлячками огоньков, и снова тишина и темь.

Все подступы к городу заняла польская пехота и артиллерия. Пролегли перед городом длинные ленты проволочных заграждений.

Штаб бригады со взводом Гришина расположился в лесу за вторым полком.

К ночи все распоряжения были отданы. Стрельба постепенно смолкла. С опушки леса и до дворов села Пруссы полки выставили заставы, караулы и секреты.

Ночью командир бригады пошел проверять дежурные части полка, расположенного на опушке, взяв с собой и Гришина. В поле их окликнули:

— Кто идет? Стой!

Комбриг узнал Чистоходова по голосу.

— Я. Здорово, Петр Иванович. Как эскадрон?

Командир четвертого эскадрона, суховатый и сутулый, поднявшись, шопотом доложил:

— Все в порядке. Лошади и люди накормлены, наряд на месте.

— Внимание заставам и, секретам. Как бы ночью заварухи не было. Дежурные части чтобы глаз не смыкали, — приказал комбриг.

— Слушаюсь.

От четвертого эскадрона прошли налево в третий. Вечером здесь особенно упорно держался противник.

Бойцы эскадрона сидели группами за деревьями опушки леса.

— Ох, и курить хочется, товарищ командир. — говорит кто-то из сидящих, узнав Нагорного.

— Только не сейчас. Сменят вас, тогда в лесу кури под ряд, а сейчас ни-ни.

Подальше в лесу, в овражке, из группы резерва послышалось:

— Товарищ комбриг, картошки горячей с нами пошамать не хотите ли? Ребята сейчас принесли не леса.

— Как это она по-благородному-то называется — в мундире с орденами? — раздался смешок.

Комбриг с Гришиным присели.

— Давай попробуем. Гришин, не жадничай. Сразу загреб три штуки, — смеется комбриг.

— Ничего, не жалко, пусть ест, дело молодое, до жратвы жадное. Ребята у него хорошие, да и сам он парень боевой, — радушно угощали бойцы.

Проглотив несколько штук отличной сахаристой картошки, комбриг пошел ко второму эскадрону.

Во втором нашел он вое в порядке и повернул обратно к штабу бригады в лес.

Долго комбриг и Гришин искали в лесу штаб бригады. Прийдя, прямо повалились у костра.