Взыскание погибших

Отдышавшись, он с трудом пошел вперед, отыскивая место, где можно было бы присесть, умыться. Оглядевшись, он понял, что находится на краю города. Одна тропа вела в лес, другая влево, к холму, за которым, по его предположениям, должны начинаться улицы города. Он попал в лес и скоро вышел на полянку, на краю которой текла полуиссохшая речушка. Сбросив мешок, он умыл лицо. Набрал воды, попил.

«Ну вот, теперь можно идти». И тут он увидел, что на другом краю полянки на крепком вязе устроены качели. Он поднял мешок и направился к ним. Подойдя, подергал за веревку — она была толстая, неистертая.

Иван опустил голову, задумался. Ни тошноты, ни дрожи в руках не было. Осталась только гнетущая, давящая сердце тоска. Думать о встрече с теми, кто был с ним в карауле, оказалось так тяжко, что он даже затряс головой, чтобы прогнать возникшие перед ним лица.

Он поднял голову к небу. Солнце клонилось к закату, пора принимать решение. Положив мешок на доску качелей, он развязал его и достал нож.

Нож хороший, солдатский.

Отрезав один конец веревки, Иван стал мастерить петлю.

Кряхтя, обдирая ладони и колени, залез на сук, к которому были привязаны веревки качелей. Надел на шею петлю.

Стараясь ни о чем не думать, свесился вниз.

Петля надежно удержала его на весу…

* * *

Капитолина заканчивала мыть посуду после ужина, когда в кухню забежала Катя.

— Мам, гляди, чего дядя Ваня забыл! — она держала в руках пачку новеньких кредиток. — На столе лежали.

Капитолина взяла деньги, машинально пересчитала их.

Задумалась.

В кухню вошел Геннадий, выкуривший на крыльце папироску после ужина. Увидел у Капитолины деньги.

— Это откуда?

— Дядя Ваня забыл, — сказала Катя.

Геннадий оживился:

— Нет, забыть он не мог. При мне в спальню заходил. Значит, оставил сознательно. Очень кстати. Дай-ка посмотреть, сколько там…

Капитолина отстранила руку мужа.

— Это нечистые деньги.

— Как это нечистые? Ты что, мама? — спросила Катя.

— Нечистые — значит нечисто нажитые, дочка. Платят и за грязные дела.

— Постой-постой, — забеспокоился Геннадий. — И что ты собираешься с ними сделать?

— Сжечь, — решила Капитолина.

— Капа, не чуди. Нам жить. Сейчас новая власть придет, и неизвестно, как ко мне отнесутся. Может, опять без работы останусь. Давай деньги сюда, я завтра же их отоварю. А то ведь пропадут.

— И пусть пропадают.

— Капа, дай мне деньги, — с трудом сдерживая себя, повысил голос Геннадий. — Разве ты не слышала, что деньги не пахнут? Еще с древнеримских времен это известно, могу тебя просветить про императора Тиберия…

— Постыдился бы ребенка, ученый!

Капитолина встала, открыла чугунную дверку печки и швырнула туда деньги.

— Сумасшедшая! — Геннадий схватил кочергу и хотел выгрести деньги из печки, но Капитолина резко его оттолкнула.

— Отойди от греха подальше!

Она так посмотрела на мужа, что тот невольно отшатнулся и опустил кочергу.

Язычок пламени лизнул кредитки, они занялись огнем. Захлопнув дверцу печки, Капитолина подождала, пока кредитки сгорят. Потом взяла дочку за руку и повела в спальню.

— Мам, а зачем ты это сделала? Дядя Ваня эти деньги украл?

— Нет. Он получил их от темных, злых людей.

— Которые как бесы?

— Как бесы. Давай раздеваться и спать.

— Мам, гляди, а откуда тут иконка?

Катя взяла икону, которую Иван поставил на этажерке, в изголовье кровати.

— Господи! — вырвалось у Капитолины.

Она перекрестилась, взяла икону и поцеловала ее.

— Как же он теперь? Господи, прости ему прегрешения его, ибо не ведал он, что творил!

— Что творил? Дядя Ваня? Дай мне иконочку, я ее тоже поцелую.

Пухлыми губенками девочка приложилась к лику Богородицы и прижала иконку к сердцу.

— А как она называется? Я знаю Казанскую, «Семистрельную»…

— Ложись вот сюда, доченька. Эта икона от прабабушки твоей. Называется «Взыскание погибших».

— Мам, я с тобой полежу. Ну немного, мам… А что это такое, «Взыскание»?

— Взыскать — значит «найти, спасти». Поняла, ласточка ты моя маленькая?

— И не маленькая уже. Божия Матерь нас находит и спасает? Она хорошая-прехорошая? Как ты?

— Что ты, доченька. Я твоя мама, а Богородица — Мать Бога нашего, Иисуса Христа. Я тебя могу защитить, а Она всех — и малых, и старых. Даже тех, кто на самом краю гибели стоит. Над самой пропастью. Она Царица наша Преблагая…

— A-а, вспомнила. Это мы с тобой в церкви слышали! — и она запела тоненьким, чистым голоском: Царице моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице…

Капитолина, поглаживая дочурку по голове, тихонько подхватила:

— Приятелище сирых и странных Предстательнице, скорбящих Радосте, обидимых Покровительнице!

Катя прижалась к матери и начала засыпать. А Капитолина продолжала тихонько напевать, как ей напевала ее мать, а той — ее родительница:

— Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми, яко немощну, окорми мя, яко странна…

И сокровенная эта молитва неслась над Уралом, над Сибирью, над всей Россией, поднимаясь высоко-высоко в небо, к Самой Богородице, Которой Господь велел сесть на осиротевший престол Российский, взяв в руки вместо убиенного царя-мученика скипетр и державу.

Послесловие автора