Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников

"Нет, то, Надя, то!" Надя откинулась, упала на пол и ломала с плачем руки. Валентин опять поднялся, привлек с любовью к себе ее голову и стал утешать ее. Надя утихла, поднялась, отошла к окну и горько плакала, шепча: "Как больно, как больно!…." Я подошел к ней, утешал ее, но она все продолжала плакать. Валентин вдруг позвал меня и, очевидно не сознавая даже хорошо, как в бреду, стал говорить, что он видит страшное. Потом стал плача говорить: "Отчего меня Бог зовет? Ведь у меня только грехи, порочности. Я недостоин, отчего Бог не является к тем, кто Его призывает? <нрзб> отчего?" Потом опять лег. Все это долго тянулось. Я подошел к Наде, говорю: "Пойдемте." Она послушно встала за мной и пошла. Валентин оклилнул ее. Она вернулась. Он заговорил с еще большей мукой, чем раньше, что он недостоин, зачем он видит так ясно. "Господи, возьми мою жизнь, чтобы мне не грешить". Надя закричала: "Не нужно, не нужно, Вы должны жить!" Валентин хотел ее перекрестить, но она вся перекосилась, и только сделав видимое усилие над собой, дала себя перекрестить. Она вышла в шеровскую гостиную темную, и там продолжала всхлипывать. Я пошел за ней. Она все плакала, потом захотела воздуху, но окно не открылось и она выскочила на улицу. Я пошел к Валентину. У него было очень странное состояние. Точно он откуда-то издалека, издалека возвращался к нашей действительности и не мог в ней сразу ориентироваться. Становился все радостнее. Тут между нами было сказано много такого, о чем я не могу даже писать. Отмечу только, что он становился все радостнее и светлее. Вошла Ольгуша, и он отнесся к ней с большой любовью. Из него прямо лила любовь. Светлые и радостные были эти минуты. Многое непосредственно открывалось из того, что нас окружало, и становилось прозрачным и ясным. Такая глубина жизни почувствовалась и близость. Посидели мы так, а потом оставили Валентина одного. Когда я вышел, из темной гостиной выбежала Надя с удивительно светлым лицом и еле сдерживаемым смехом.

"Я вас ждала, чтобы Вы перекрестили меня!" Я перекрестил ее, и она в таком же радостном настроении ушла домой.

Это позавчера.

А вчера П.А. пришла переговорить с Валентином. Валентин лежал совершенно больной, но позволил П.А. войти. Никого больше в комнате не было. П.А. со страшной злобой стала Валентина оскорблять, назвала негодяем, мерзавцем. Он лежал беспомощным, но все же приподнялся и сказал ей таким голосом: "вон!", что она повернулась и ушла. Валентин впал в обморочное состояние и как сквозь сон помнит, что П.А. возвращалась несколько раз и что-то все продолжала ему говорить, но он уже не мог прийти в себя.

А сегодня Валентин получил самое резкое, бранчливое письмо от жены доктора<фамилия — нрзбр> (которая с ним не знакома). П.А. очевидно трубит обо всем происшедшем по всем знакомым. Расползается клевета. Она обещала мстить.

Многое, очень многое выяснилось окончательно.

Валентину лучше. Мы чувствуем себя бодрыми и крепкими. Очевидно еще предстоит много неприятностей, но во всяком случае громадная тяжесть спала, потому что дело уже развязалось. Пока прощай. Я утомлен до последней степени…[357]

62. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[358] <12.02.1907.Москва — Симбирск>

Москва, 12.02.1907 г.

Дорогой Александр Сергеевич!

Ужасно давно нет о Вас известий, и меня это беспокоит. Отзовитесь. 17-го я выезжаю в Питер. Избрание в Думу легло на меня, такой тяжестью, что я и не ожидал, хотя и стараюсь настроить себя так, чтобы идти туда во имя Господне. Но гнутся мои слабые плечи…

Ваша статья о Бирюкове напечатана в "Нови", и я думаю, Вы можете теперь посылать дальнейшее прямо Новгородцеву.

Вл<адимир> Ник<олаевич>[359] — плох, он болен нервным расстройством, граничащим, по словам В.В.З<еньковского>[360], с помешательством (уже однажды у него бывшим). Духовное же его состояние, насколько можно судить по письмам, очень просветленное.

Здесь был о. Михаил[361], читал и у нас, спорили, но без меня. Читал Бердяев[362]. Кажется, будет читать Шестов[363]. С «Веком» продолжается ерунда. Его можно сделать приличным, лишь взяв совсем в свои руки, но кому!? Я познакомился с Новоселовым, он очень мил и подлинно религиозен, Вам бы понравился[364]. «Взыскующие» благополучны. Затевается ряд лекций, зародыш богословского факультета, пока без меня. Вообще, хотя и медленно, но дело развивается.

Не приедете ли Вы на север?

Целую Вас. Пишите.

63. В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову[365] <19.02.1907. Москва — СПб>