Взыскующие града

<…> Ты представить себе не можешь, до какой степени оказались "действенными" моя летняя статья и реферат в Обществе. Они до сих пор взволновано обсуждаются. Позавчера у меня с Лопатиным было жаркое столкновение. Я-то молчал, говорил почти исключительно он. Но видно его здорово зарядили. Всякие Котляревские, Хвостовы и даже, как подозреваю, князь, интригуют ужасно. Явно и злостно перевирают. Несомненно это имеет свою плохую сторону. Но столь же несомненно и то, что в своих выступлениях я нащупал какой-то больной, но центральный нерв. Ярь, оживление, взволнованность — явные признаки этого. И еще глубже почувствовалось наше единство с Булгаковым. Травля ведется не против меня, а против нас, т.е. Булгакова, Бердяева, отчасти Гершензона и меня. Меня поражает, что разруганные мной мусагетчики, гораздо лучше относятся ко мне, чем, например, Рачинский, Трубецкой, Котляревский и пр. Г<ригорий> А<лексеевич> мечется и прядает. Князь злится за то, что мы кричим, что нельзя теперь спать; Котляревский, Хвостов интригуют по мелким мотивам. Лопатин заражается ими и тоже волнуется. Словом кавардак. Но внутри у меня спокойно и ясно. С С<ергеем> Н<иколаевичем> сообща мы решили, что время и обстоятельства для нас не из легких и потому нам необходима тактика. Интриге, косности, обывательскому раздражению, самовлюбленному сну и духовному маразму — необходимо противопоставить змеиную мудрость. Мы с С.Н. решили "застегнуть сюртуки" и больше не "откровенничать". А в своих атаках соблюдать постепенность и некоторый расчет. Когда я передавал С.Н. разговор с Лопатиным, он ужасно волновался — один раз воскликнул: "Но ведь они предают русскую культуру и в такую минуту!" <…>

225.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <31.10.1910. Москва — Тифлис>

31 октября 1910 г.

<…> Вчера приехали Бердяевы. Приехали в 11 часов утра, а в час уже ко мне стучался Николай Александрович. Очень приятно было встретиться. Помимо своих <нрзб> качеств, он ужасно приятен в общении. Часто у него срываются меткие — остроумные "слова". И он их говорит, так аппетитно посмеиваясь. Можно сказать, приехал вовремя! Ибо как раз теперь насели на нас со всех сторон. (Между прочим, он сообщил мне, что в "Утре России" был фельетон А.Белого о моем реферате[863].) Вечером я пошел повидаться с Л<идией> Ю<дифовной>. Они остановились в двух шагах от меня. Очень приятно провел вечер. У них много неприятностей. Мать их, которую они очень любят, сломала ногу и с трудом оправляется. Евг<ения> Ю<дифовна> больна и чувствует себя скверно. Она не приехала. Кроме того, денежные затруднения. Но все-таки настроение у них очень светлое. Л<идия> Ю<дифовна>. очень много смешного рассказывала про Челпанчика. К концу вечера пришел Н.А., который успел уже побывать во многих местах. С<ергей> Н<иколаевич> оказывается страшно волнуется и "лезет на стену". От Белого у Н.А. плохие впечатления. Отчасти оттого, что Белый болен и изможден (кстати, Л<идия> Ю<дифовна>. сказала, что Белый женится! Только пока мало об этом известно), — отчасти оттого, что Белый от всего отказывается. Отказался от возражения мне на реферате, отказался от фельетона, отказывается чуть ли даже не от "Серебряного голубя". Что же касается интриг, то Н<иколай> А<лександрович> очень потешно сказал, расставив руки и прищурив нос: "Как это все мизерабельно!" <…>

226.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <2.11.1910. Москва — Тифлис>

2 ноября 1910 г.

<…> Вчера у нас было заседание. Читал А.Белый "Трагедию творчества у Достоевского". Вечер вышел крайне интересным и оживленным. Реферат был блестящ, <нрзб> написан мастером слова. Прения также вышли очень удачными. В них приняли участие: Брюсов[864], Струве[865], Волошин[866]. Представь, рядом с Булгаковым сидел Блок[867]! Говорил хорошо Бердяев. Рачинский насильно меня записал. Я сказал кратко, сжато, но кажется не без сгущенности. Вася, по крайней мере, сказал мне комплимент, — что мои слова были наиболее существенными. Вася и Таня, а также Вера Васильевна, остались крайне довольны и были захвачены общим оживлением <…> Мы слышали, уходя, как на улице неистово спорили студенты о Достоевском. Так что пока заседания удачны. Хороший показатель, что снова много студентов и курсисток. Вчера видели предполагаемую невесту Белого[868]. Кажется, ты ее знаешь, но описать не могу. Когда мы были на Дункан в зале Благородного собрания, она была недалеко от нас, сбоку, с Петровским. Лицо прелюбопытное, русалочье. Голову поднимает все кверху, шея необычайно красива (Татьяна говорит, что она знает об этом и нарочно показывает шею — ох, женщины, женщины!). Глаза загадочны и моментами пронизывают, все время горят огоньком. Я глядел на нее внимательно. Не думаю, чтобы она сулила Борису Николаевичу безмятежное счастье. Она производит несомненное впечатление, эстетически сильное, но хорошее или дурное — трудно сказать.