Взыскующие града

<… /> Должен прямо сказать, что диспут был как диспут, и если что и было особенного, — то не в диспуте, а вокруг него. Уже со вторника прошлой недели М<ария /> М<ихайловна /> вытащила мой сюртук и прочее, чистила, чинила цалзонцини, пришивала пуговицы, и это все незаметно — я узнал о ее самоотверженной работе, когда увидал в день диспута все выглаженным и приведенным в полную боевую готовность. Накануне диспута мы разговаривали с Вячеславом о двух вещах — о Китайском дворце, из коего открывается вид одновременно на весну, лето, осень и зиму, и в коем царит день, ночь, восход и заход, и о Доцтор Сцчманс’е, т.е. о пирушке по поводу получения степени <… /> Вяч<еслав /> требовал, чтобы я либо пригласил Лопатина, декана и моих друзей в ресторан, либо позвал их к нам. Я протестовал самым решительным образом и грозил выброситься из окошка на улицу. Спор был вынесен на суд Г<ригория /> А<лексеевичаа и Сергея /> Н<иколаевича />, которые случайно подошли, и они стали решительно на мою сторону. Диспут вышел очень удачным против всякого ожидания. После щедрых похвал, к которым присоединился и мой второй оппонент, Лопатин в течение двух часов нападал на меня, но корректно, с большим уважением ко мне, и я на каждое возражение легко и без всякого труда отвечал и, как говорит Вячеслав: "удачно, веско и красиво по форме". Когда вся церемония кончилась и декан, вставши, прочел обычные слова о присуждении степени — раздались громкие аплодисменты — публики было много — и мне неизвестной. Все стали поздравлять. Лопатин очень горячо поцеловал меня, другой оппонент последовал его примеру, и неожиданно крепко расцеловался со мной декан, и потом пошли свои. Диспут длился 4 часа, и я, конечно, безумно устал от стояния и говорения. Когда приехали домой, был приятно изумлен трогательною любовью Ивановых. На столе стояли великолепные цветы, коробка конфет; от Сережи[1671] прекрасно сделанный деревянный слон. М<ария /> М<ихайловна /> и Вячеслав сияли и были довольны, как если бы степень магистра получила вся семья. Ну, словом, их любовь какая-то безграничная. Только что я отлежался и выпил черного кофе — прибежал Котляревский прямо с поезда и, поздравив, ушел; затем пришел Балтрушайтис, затем звонил Гершензон с поздравлениями (он упал и повредил бок и не мог придти). Вяч<еслав /> все-таки от себя пригласил на вечер Домначку, Рач<инского />, Булг<акова />, Шпетта и князя. Князь со мной тоже густо расцеловался и очень сердечно высказал всякие пожелания. Он был необыкновенно мил, остроумен, заметно доволен, что попал дружески в нашу среду, и я лично через его присутствие как-то почувствовал привет от покойного его брата[1672], который был настоящим учителем моим. Вообще с князем у нас теперь стали совсем дружеские отношения. Вяч<еслав /> несколько раз говорил мне: "Разве ты не видишь, как он тебя любит?"

Ну вот — дело сделано, и мой Розмини фаит аццомпли.

558.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <5.03.1915. Москва — Тифлис>

5 марта 1915 г.

<… /> На другой день после диспута я получил цветы, очевидно от Домика[1673], а так как вчера был именинник Вячеслав, и Вера преподнесла ему цветы, то у нас теперь полон дом цветов. Карлюкина телеграмма[1674] вызвала всеобщий восторг. Ее стиль нашли чрезвычайно подходящим моему нраву[1675]. Приношу Карлюке почтительную благодарность. На другой день я мог только написать тебе письмо и весь день лежал в полном изнеможении. Друзья накануне разошлись в 2¹/₂ ч., так что от переутомления я даже на третий день ничего не мог делать. Когда я пришел в собственное свое самочувствие на четвертый, я впервые испытал действительную радость освобождения от всяческих обязательных занятий, связанных с диссертацией, и мне стало приятно думать, что вот ближайшие месяцы, по крайней мере, я смогу отдаться собственным работам, а их накопилось многое множество: 1. несколько статей в газеты 2. ответ Бердяеву 3. статьи о Джоберти и пр. и пр. Писание речи и какое-то внутренно связанное состояние поглотило у меня конец февраля, и все у меня остановилось: накопились письма, белья собралась целая груда, стол завалился корректурами и взятыми отовсюду книгами, и после защиты эта "плотина" прорвалась, и я начинаю, кажется, с завтрашнего дня входить в свои берега. Кроме того ложусь рано и начинаю чувствовать себя человеком. Теперь много сил положу на заработок денег — хочу обеспечить ваш приезд; ведь нам нужно будет сделать многое: и рояль перевезти и ковры, и книги из Тифлиса, и кроме того придется прикупить некоторые вещи. Ты не подумай, что для меня думать об этом хлопотно. Наоборот страшно радостно, и я мечтаю, чтоб мы зажили, наконец, все вместе и своим собственным домом <… />

Бердяевы настроены печально. Н<иколай /> А<лександрович /> все лежит, кость срастается плохо. У него постоянно толчется народ и, как говорит Л<идия /> Ю<дифовна />, — он с удовольствием принимает "ванны любви". <… />

559.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <8.03.1915. Москва — Тифлис>

8 марта 1915 г.