Взыскующие града

О Павлуше Рачинский рассказал мне ужасную вещь: будто бы Павлуша начал горько пить и ходить по кабакам с забулдыгами. Я был страшно поражен. Но Вася, слыхавший рассказ того же Саши, от которого слышал и Рачинский, говорит нечто совершенно иное. А именно, что Павлуша стал производить опыты и наблюдения над действием разных наркотических веществ на психику человека — и для этого пробовал "наркотизироваться" опиумом, гашишем и алкоголем. Это совсем другой смысл. Это просто любопытно, а не страшно. И я уверен, что прав Вася, а не Рачинский. Григорий Алексеевич просто, должно быть, перепутал, и я даром переволновался за Павлушу[681]. <…>

144.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <8.12.1909. Москва — Тифлис>

Москва, 8 декабря 1909

<…> Я ужасно рад и счастлив, что ты себя чувствуешь хорошо. Я теперь после радостных писем успокоился и тревога моя забралась в самый дальний угол моей души. Вчера было очень интересное заседание Соловьевского Общества. Но у меня были не менее интересные приготовления к заседанию. Во-первых уже за несколько дней Татьяной и Васей был поднят вопрос о некоторых дефектах (весьма незначительных, впрочем, хотя и в очень значительных местах) моих философических штанов и решено было снабдить меня специально к заседанию штанами Васи. За несколько часов до заседания Вася с увлечением подруги принялся за мое снаряжение, или, лучше сказать, одевание. Я вычистил сапоги, вымылся (в этот же день стригся и мыл голову шампунем!), Вася заставил меня надеть весь его костюм, достал какой-то длиннющий галстук Татьяны, и сам мнеш шего очень искусно завязал. Я посмотрел в зеркало и просто себя не узнал. Приехал Саша, пришла Надя, — начались восторги и восклицания <…>

Заседание было великолепное — в главной зале Морозовой. Только что я вошел, как меня поймал Е.Н.Трубецкой и так вцепился в меня, что со всеми другими только здоровался. Он мне говорил о своей новой книге о Соловьеве[682]. Тернавцев прочел реферат поистине вдохновенный и великолепный: Церковь и Римская Империя. Слушать его было — одно наслаждение. Белый сказал о реферате: "местами он гениален". Мы давно не слышали такого реферата. Прения были менее интересны и существенны, хотя и очень оживленны. Дядя Гриша[683] блистал костюмом и удовлетворением и властью председателя вписал меня третьим оппонентом (после Бердяева и Трубецкого). Я протестовал, но он настоял, и мне пришлось говорить все опять о Ней, о Мировой Душе, потому что Тернавцев обидел язычество.