«Однажды два маленьких ребенка так заигрались, что мать не могла оторвать их от игры. Взяться за этих детей не захотели даже евреи из зондеркоманды. Никогда не забуду умоляющий взгляд матери, которая знала о том, что произойдет дальше. Уже находившиеся в камере начали волноваться. Я должен был действовать. Все смотрели на меня. Я сделал знак дежурному унтерфюреру, и он взял упиравшихся детей на руки, затолкал их в камеру вместе с душераздирающе рыдавшей матерью. Мне тогда хотелось от жалости провалиться сквозь землю, но я не смел проявлять свои чувства».
«Убивать или не убивать!» – дилемма для слезливого романтического персонажа. Для рыцаря смерти, одержимого высокими идеалами служения фюреру и отечеству – это звучит бессмысленной фразой.
«Я должен был спокойно смотреть на все эти сцены… Нам следовало осуществлять уничтожение хладнокровно, без жалости и как можно быстрее. Малейшее промедление при этом позднее будет жестоко отомщено. Ввиду такой железной решимости мне приходилось прятать свои человеческие сомнения».
Ничего личного
Я хотел бы здесь подчеркнуть, что лично не испытывал к евреям ненависти, хотя они были врагами нашего народа. Они были для меня такими же заключенными, как и все остальные, и обращаться с ними следовало так же. В этом я никогда не делал различий.
Р. ГессРечь шла просто об исполнении приказа (!)
«Я тогда не рассуждал; мне был отдан приказ – я должен был его выполнять. Было необходимым это массовое уничтожение евреев или нет, я рассуждать не мог, для этого тогда еще не пришло время. Раз сам фюрер распорядился об "окончательном решении еврейского вопроса", старые национал-социалисты не смели раздумывать, тем более офицеры СС. "Фюрер приказал – мы исполняем" – это ни в коем случае не было для нас фразой, поговоркой. Принимать это изречение приходилось на полном серьезе»
(Р. Гесс).Информация к размышлению
В одной из своих бесед с посетившим его в камере нюрнбергской тюрьмы психологом Густавом Гилбертом Гесс вдруг сообщает, что никогда в жизни не занимался онанизмом. Это было сказано так, что создавалось впечатление – палач каким-то образом пытается уравновесить зло убийства миллионов узников добродетелью воздержания от онанизма, позволившее сохранить «жизнеспособность» немыслимому числу расово ценных сперматозоидов, сохраняя их от извержения ненадлежащим образом.
В своей книге «Смерть – мое ремесло»,
прототипом главного героя которого является комендант Освенцима Рудольф Гесс, Робер Мерль одно из центральных мест уделяет описанию отцовских мер по подавлению у сына побуждений заниматься мастурбацией. В числе таковых – портрет дьявола, помещенный в туалете на двери напротив унитаза.Общение с портретом извечного антипода Всевышнего в интимнейшие моменты естественных испражнений, в минуты острой борьбы между постыдными влечениями к мастурбации и жестким отцовским запретом, возможно, сыграло не последнюю роль в травмировании неустойчивой психики формировавшегося в монстра прыщавого подростка.
Глава VII
Расстрел – не элегантен