Взывая к мифу

Из грустных размышлений о судьбе Гэтсби вытекает монотонное однообразие, которое все человеческие существа должны выдерживать в своих жизнях, из размышлений, которые эра джаза – с ее пьянками, танцами на вечеринках и бесконечным состоянием возбуждения – пыталась отбросить и игнорировать. На самом деле, мы сталкиваемся с монотонностью и однообразием во всем, что мы делаем. С каждым вдохом мы вдыхаем и выдыхаем воздух, и эта непрерывная последовательность, проходящая через каждый момент нашей жизни, является ярчайшим из возможных примеров неизбежной монотонности в нашей жизни. В буддизме и йоге существуют практики религиозной медитации и другие пути достижения высот психологического экстаза, отталкивающиеся от непрерывности процесса дыхания.

Сизиф – это творческая личность, которая пытается преодолеть даже смерть. Он никогда не сдается и всегда сохраняет приверженность сотворению какой-то лучшей жизни. Он является ролевой моделью героя, который пытается «пробить стену лбом», несмотря на всю безнадежность этих попыток и отчаянность положения. Без такой способности противостоять отчаянию у нас никогда бы не было ни Бетховена, ни Рембрандта, ни Микеланджело, ни Данте, ни Гете, ни множества других великих имен в истории культуры.

То, что Сизиф остается способным осознавать самого себя и происходящее вокруг него, – отличительная черта сущности человека. Сизиф – это думающая тростинка, обладающая разумом, способным ставить цели, познавать экстаз и боль, отличать монотонность от отчаяния, а также встраивать однообразие (то пресловутое вкатывание камня на вершину горы) в замысел своего бунта – поступок, за который он и осужден. Нам неизвестны мечтания Сизифа, его размышления в моменты, когда он делает свое дело, но мы знаем, что каждое его действие может опять оказаться актом восстания против богов конформизма, но точно так же оно может быть и актом раскаяния. Таково наше воображение, таковы человеческие цели и вера, которые мы сами в себе выстраиваем. У Сизифа есть свое место в ряду героев, которые бросили вызов несовершенным богам ради богов великих, – это показательный и вдохновляющий ряд, в котором стоят и Прометей, и Адам, и – надо надеяться – многие наши собственные мифологические герои и боги. Из этой вечной способности видеть свои цели, как Сизиф видит свою, рождаются смелость и стремление прорваться на другую сторону горы, вырваться из монотонности нашей повседневной действительности.

Более того, возможно, что Сизиф замечал во время своих восхождений небольшой клочок розового облака, предвещающего рассвет, или ощущал приятное дуновение ветерка, освежавшего его грудь, когда он несся вниз по склону за своим камнем, или даже вспоминал какие-то поэтические строчки, над которыми мог бы размышлять. Действительно, он должен был думать о каком-то другом мифе, который бы придал смысл миру и существованию, в противном случае они оставались бессмысленными. В случае Сизифа это все возможно; и даже если представить себе, что он оказался на месте Гэтсби, он мог бы понимать, что хотя прошлое нельзя прожить еще раз, но с каждым своим шагом он оставляет это прошлое позади. Такие способности человеческого воображения являются отличительным и парадоксальным элементом нашего проклятия и нашего просветления.

Для того чтобы придать некий баланс, вдохнуть диалектику в нас как отдельных личностей, так же как и во всю Америку, миф о Сизифе следует воспринимать в неотделимой связи с тем символическим «зеленым светом». Это защита от появления у нас недопустимого высокомерия «избранности», которая также делает совершенно очевидным то, что Горацио Элджер заводит нас в никуда. Сизиф уравновешивает миф о земле обетованной: он заставляет нас остановиться в порыве к новым рубежам нашей прекрасной Америки и хорошенько поразмышлять о наших намерениях, нашем предназначении, прояснить наши цели.

Именно этого мифа так не хватало Гэтсби. Как минимум миф о Сизифе может помочь нам понять, почему же мечта рухнула. А как максимум – может указать нам путь к тому восторгу, который уравновесит в нас ощущение безнадежности и вдохновит нас на шаг в новую эпоху, где мы сможем в открытую противостоять своему отчаянию и, более того, поставить его на службу созидательным целям.

Мы теперь знаем, что смысл человеческого существования бесконечно более глубок, чем мечта Гэтсби и сама американская мечта. Неважно, в какой степени нас бросает в объятия усталости и опустошенности, ведет нас к неизбежной гибели, ведь в нас сохраняются приводящие в восторг идеи и мысли, а в наших скитаниях по жизни мы уже прошли через остроту потерь и пережили глубокую печаль. И на какое-то время грусть и печаль отделяются от чувства вины, а в радости перестает ощущаться привкус тревоги. Когда, как в мифах, вечность приходит к нам в положенное время, мы вдруг осознаем значение, которое имеет для нас человеческое сознание.