WAMPUM

– Установив наблюдение за этим Петром Львовичем, почитав его Интернет-корреспонденцию, мы выяснили, что в течение последних нескольких лет он переписывается по электронной почте с неким иностранным психоаналитиком. В письмах своих он активно обсуждает случай из своей практики – пациентку Софию. Среди пафосных мудреных выражений, профессиональных терминов и дебрей, прослеживается, что доктор этот, Дональд Рафер, мать его, дает дельные советы относительно случая именно этой девушки. Мы покопали дальше – психоаналитик этот пишет с какого-то английского сайта. Судя по информации из писем, у него своя клиника на каком-то из островов бывшей британской колонии. Он недавно прислал Лаврентьеву картинки местности. Красотища! Потом, кстати, эта же картинка всплыла в почте у Сони в качестве рекламы какого-то несуществующего турагентства. Так что, милый мой Андрей, у нас есть основания полагать, что Дональд этот – не кто иной, как Леонид Воробьев, – великий ученый, предавший свою родину! Вычислить местонахождение предателя – дело техники и недолгого времени.

Краско довольно улыбнулся и протянул Андрею руку, которую тот пожал без особого энтузиазма.

– Поздравляю. Вы свободны. Мы сделали прорыв года, и я хочу расслабиться чуток. Пока ребята определяют местонахождение объекта, полечу-ка я отдохнуть. Я так давно гоняюсь за этим гребаным психологом, что хочу быть полным сил и энергии во время операции по его захвату.

Соболев был не в состоянии переварить то количество информации, которое на него только что свалилось. Он был настолько сражен новостями, что ему захотелось скорее выйти из этого душного кабинета и остаться тет-а-тет со своими мыслями.

Он поднялся.

– Я вас сердечно поздравляю, Максим Александрович, – Соболев еще раз пожал влажную руку Краско.

– Спасибо, Андрюш.

– Мне сегодня съезжать?

– Ты выспись, отдохни. На тебе вон совсем лица нет. По шиномонтажам мотаешься по ночам! – Краско рассмеялся собственной остроте. – Я ему звоню и говорю, чего не спишь? А он – я на шиномонтаже! – Смех грозил принять форму истерики, но Краско перестал смеяться так же внезапно, как и начал. – Завтра съедешь.

– Спасибо, Максим Александрович. Всего хорошего!

Андрей вышел в коридор на негнущихся ногах. Он еще не успел до конца понять, что произошло в кабинете начальника. Блефовал ли Краско или говорил правду? Он лишь знал, что либо его снимают с дела, либо объект, и правда, найден. Соболеву даже казалось, что это все для него не имеет значения. Ему важно было знать, что будет с Соней.

«Почему он не упомянул об убийствах? Что это может значить?»

Соболев вышел на улицу и закурил. После событий прошлой ночи находиться в одном кабинете с Власовой было для него невыносимо.

Сумасшедшие мысли гнали его вперед. Он шел и шел, стараясь движением заглушить поднимающуюся в его душе тревогу.

Что делать? Что делать? – билось у него в голове.

Через два часа он выбился из сил и зашел в кафе передохнуть. Ему не хватало Сони. Сильнейшее беспокойство за ее судьбу не давало ему покоя. Он так привык знать, где она, с кем, в каком состоянии, что теперь чувствовал себя потерянным.

Соня стала смыслом его жизни. И ему хотелось быть рядом с ней.

На узком загородном шоссе в обе стороны вели по одной полосе. Сонина машина ехала в медленно движущемся потоке. Высокие сосны величественно покачивались от ветра. Этот пасмурный пейзаж уносил Соню в воспоминания о другом таком же страшном утре, когда она была за рулем черного «Майбаха» Брызоева.

Впереди показался пост ГИБДД, и Соня вжалась в кресло.

Павел сидел рядом с видом человека, приговоренного к смертной казни.

– Сонь, а Сонь? А если нас вдруг остановят? А если в машину полезут? Что мы им скажем?

– Паша, помолчи, пожалуйста. У меня и так руль выскальзывает из рук, – Соня опять вытерла ладошки о джинсы.

Гаишник равнодушно смотрел на дорогу.

– Скажем, что спит. Может, он во сне умер полчаса назад в пробке на Кутузовском, а мы не знали.

Паша посмотрел на тело Ухова, как бы пытаясь понять, можно ли применить фразу «умер недавно» или нельзя.

– Соня, он синий.

– Заткнись! – заорала Соня и задохнулась от этого крика. Она почувствовала удушающий приступ паники, открыла окно и заставила себя сделать глубокий вдох и выдох.

Не успел еще серебристый автомобиль миновать пост ГИБДД, как мобильный Сони зазвенел, заставив ее и Пашу вздрогнуть от неожиданности. Гаишник проводил их «машину» внимательным взглядом.

Соня посмотрела в зеркало заднего вида и, убедившись в том, что их не собираются останавливать, ответила на звонок. В трубке раздался голос Тульцева.

– Привет, красавица. Как жизнь молодая?

– Молодая была не молода, – мрачно пошутила Соня. – Привет, Ром.

– Ну, я смотрю настроение у тебя под стать погодке. Давай я попробую тебе его поднять.

– Давай, коль не шутишь, – Соня старалась говорить как можно непринужденней.

– По Брызоеву кое-что нарыли.

У Сони пересохло во рту. Машина вильнула в сторону. Раздалось несколько возмущенных гудков.

– Прости. Поперхнулась. Слушаю, – произнесла она сдавленным от волнения голосом.