Warframe: Возрождение Феникса (СИ)

   Раздирая установившуюся тишину, по коридору разнёсся коробящий уши скрежет: кто-то пытался когтями разодрать металл. Из кают послышались приглушённые возгласы недовольства и звук вскоре сам-собой затих. Спустя минуту он повторился снова, но на этот раз за ним последовал полный щенячий радости вой кубрау.

   Рупор поспешил к каюте Валькирии.

   - Тихо, тихо, комок шерсти. Такие выходки взрослой собаке больше не простят, - весело проговорила валькирия, обняв свою собаку и пытаясь успокоить её, когда эш заглянул в ним в каюту.

   Серовато-пятнистый кубрау и его хозяйка сидели посреди перевёрнутой кверху дном комнаты. Валькирия никогда не любила наводить порядок или убирать, но этот разгром был великоват даже по её стандартам. Перевёрнутые на бок спартанского вида трёхногие стульчаки валялись тут да там. Выдвижной стол у дальней стены был похоже сломан и кренился к низу, настольная лампа искрила. Декоративное деревце-бонсай, которое привычно висело на нём перед иллюминатором, теперь левитировало, переставленное почти под самый потолок. Кровати казались разорены. На одной, вперемешку с перебуробленным одеялом и разодранной подушкой, лежали трофейное Мачете Вандал и второе оружие, намного превосходившее своего грубого багрового товарища своей красотой и надменным золотым блеском - это была изготовленная по потерянным чертежам империи Орокин огромная секира: Сциндо Прайм, которой Валькирия бесконечно гордилась. На второй койке, у другой стены, не хватало матраца: он лежал на полу, представляя из себя импровизированный собачий лежак. Остроухий кубрау, блестя своей гладкой серой шерстью в холодном свете ярких ламп, сидел на полу, посреди всего этого вихря разрушений, вместе со своей хозяйкой.

   Кубрау утвердительно тявкнул, проявив животный инстинкт, как только обнаружил за разъехавшимися створками дверей незваного гостя, но тут же успокоился, признав в нём своего.

   - Вал, успокой ты наконец свою раксу, - усмехнулся Рупор и поднял валявшийся прямо перед входом трёхногий табурет, войдя в каюту.

   Кубрау не спускал с него глаз.

   - Ты ведь знаешь, что это сахаса! - рассмеялась Валькирия. - А ты, Жаклин, - она выпустила кубрау из своих объятий, и грозно покачала пальцем, - ты ведь знаешь, что так нельзя. Знаешь, но всё равно всем на зло продолжаешь выть как переросший щенок.

   Жаклин, будучи особо одарённой, умной и обученной сахасой, услышав своё имя тут же поняла, чего от неё хотят. Она вскочила на все четыре лапы и с громким скрежетом стал пытаться что-нибудь выкопать из металлического и никак не поддававшегося, но уже местами испещрённого следами когтей, палубного настила корабля.

   Валькирия недовольно оглянулась на неё и, навалившись всем телом, сбила свою собаку с ног и прижала её к холодному полу. Жаклин тявкнула от неожиданности, но тут же выпуталась из некрепкого захвата. Вновь оказавшись на четырёх лапах, сахаса принялась вылизывать хозяйке подбородок своим шершавым и слюнявым языком.

   Валькирия засмеялась от щекотки. Своего кубрау она любила больше всего на свете и больше не представляла без него своей жизни. Ни на Одиссеи, ни на миссиях во вражеской территории Валькирия не желала расставаться со своей собакой, а Жаклин охотно следовала за своей заботливой хозяйкой по пятам, куда бы та её не вела.

   Когда-то давно, (как считала Валькирия целую жизнь назад) во время одной из десятка разведывательных миссий на Земле, предшествовавших Кризису Цицерона, Рупор вдруг сказал ей, заметив среди переросшего подлеска логово дикого кубрау, что из их яйца можно вывести одомашненного боевого питомца, если позволить цефалону поколдовать над генетическим кодом. Валькирия ни за что бы ему не поверила, но когда после нескольких дней в инкубаторе, на этом яйце появилась первая трещина, когда из твёрдой гладкой скорлупы показалась крохотная щенячья голова с огромным острым носом, когда кубрау в первый раз пошевелил передней лапкой и когда у Валькирии появилось своё собственное живое существо, в тот день она благодарила вселенную, благодарила Лотос и Тешина, благодарила каждого подходившего к инкубатору соклана просто за то, что такое чудо оказалось реальным.

   Рупору с того времени она осталась признательна навсегда, однако оставшаяся часть той неудержимой радости со временем прошла, Валькирия снова стала замкнутой, и продолжила выполнять все свои миссии в одиночку, без напарников. Хотя эти задания больше не были теми безрассудно-тяжёлыми и смертельно-опасными, которые Когти привыкли оставлять специально для неё. С тех пор для Валькирии всё перевернулось с ног на голову. Из всех доступных ей, Валькирия начала выбирать те задания, что казались проще и безопаснее, чтобы покинув палубы Одиссеи, тренировать на них свою подраставшую сахасу.