Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

— Его поймали на прошлой неделе, — сообщил Барра. — Он пробрался в город по подземному водостоку и убил троих детей, которые играли у одного из каналов. По крайней мере, Барра надеется, что он их убил, прежде чем распорол им животы и выел кишки.

— Почему его не убили сразу?

— Потому что это очень ценная добыча. Их выставляют в боях против таких же мутантов или своры собак, а иногда даже против людей. Травля мутантов. Порой боевых мутантов разводят в неволе. Это противозаконно, но ставки приносят много денег.

— Зачем он здесь? — спросил Конрад, хотя уже заподозрил ответ.

— Я его купил. — Барра осматривал рычащего пленника. — Может, сказки о том, что надо погрузить раскаленный меч в живую плоть, лгут, но идея сама по себе неплоха. Как ты мог заметить, Барра идет традиционными путями, вот почему изготовление меча занимает так много времени и вот почему мечи Барры самые лучшие. И хотя так говорит сам Барра, твой меч самый лучший. Барра кует мечи, но потом их уносят. Это как-то несправедливо. Барра должен попробовать твой меч, прежде чем ты его заберешь, потому что сперва он принадлежал Барре.

Барра требует права первой крови, чтобы принести ее в жертву богам Барры, богам предков Барры — богам огня, стали и оружия.

Кузнец протянул руку, вставил ключ в замок, повернул его и тут же отпрыгнул, когда решетчатая дверь открылась и похожий на рептилию мутант выпрыгнул на свободу. Хищные челюсти распахнулись, раздвоенный язык затрепетал, и мутант во всю глотку проревел вызов.

Не успели его ноги коснуться земли, как Барра снова ринулся вперед; блестящий клинок в его руке полоснул по чешуйчатой груди. Из раны брызнул фонтан крови, и только тогда мутант закричал. Барра наточил лезвие настолько остро, что зверь даже не почувствовал, как оно вонзилось в его тело.

Истекая кровью и плюясь ядом, завывая от злости и боли, тварь возвышалась над дварфом. Одним взмахом лапы-сабли она могла рассечь его пополам, а удар хвоста размозжил бы кузнецу череп.

Лапа-сабля взметнулась вверх, но Барра умело увернулся от удара и отразил его своим мечом. Мутант щелкал челюстями, махал когтями и хлестал хвостом, и Барра отвечал на каждую атаку выпадом или косым замахом. Конраду казалось, что мастерство дварфа возросло, чтобы соответствовать великолепию клинка в его руке.

Мутант кричал громче с каждым разом, что Барра проливал его ядовитую кровь. Его атаки становились все более поспешными. Но все они заканчивались неудачей, а тварь не умела защищаться — она умела только нападать, подчиняясь примитивному инстинкту.

Вызывающие рыки превратились в крики отчаяния, движения мутанта замедлились и стали неуклюжими. Барра медленно резал его на куски, а мутант кричал в агонии и истекал кровью.

Дварф не рубил противника, грубо расчленяя его; он тщательно надрезал еще живое тело, как мясник разделывает тушу. Он отделял верхние слои шкуры и мышц, потрошил внутренности, срезал плоть, обнажая кости.

А создание все не умирало. Оно продолжало кричать, дергаться, хотя его тело превратилось в кровавую кашу, и тут Барра отступил на шаг, чтобы осмотреть меч. Потом он снова приблизился к мутанту, поднял клинок и с силой опустил его, разрубая чешую и сухожилия, круша кости и рассекая артерии. Голова мутанта покатилась по земле; изо рта еще вырывался крик, а тело содрогалось в уродливой пародии на жизнь.

Барра прислонил меч к колесу телеги. Клинок блестел маслянистыми подтеками свежей крови. Кузнец отступил на шаг, осмотрел оружие и указал на него Конраду.

— Он твой, — сказал дварф и пошел к двери в кузницу.

— Держи. — Лоднар протянул Конраду ветошь в обмен на последнюю пригоршню крон.

Конрад прошел по скользким от крови булыжникам и взял рукоять меча в правую руку. Не поднимая оружия, он опустился на колени и медленно провел по нему ветошью сверху вниз. Только сейчас он сумел в деталях разглядеть клинок.

Барра выковал действительно великолепный меч.

Его поверхность походила на ртуть, она переливалась, стоило посмотреть на нее под другим углом. По клинку шли разводы, будто драгоценные камни с бесконечно изменчивыми гранями: одни образовывали радужные водовороты, которые становились все ярче, закручиваясь внутрь, другие напоминали сверкающие призмы и переливались по всей длине лезвия.

Бороздка посредине выглядела лощиной, выточенной вечностью; радугой цветов в ней обнажались пласты древнего камня — первоначальных пяти полос металла.

И острие, и заточенные края имели цвет за пределами привычного спектра. К цвету металлов добавились огонь и воздух, его усилили вода и угли — стихии мира людей. На убийственно острых краях можно было различить каждый слои, все триста шестьдесят из них — пять составляющих троились и раздваивались, раздваивались и снова троились.

Наконец Конрад взял меч в руки, ощутил его вес, почувствовал баланс и то, как плотно лежит в руке рукоять.

Он поднял свой новый меч высоко над головой, будто уже одержал главную в своей жизни победу.

Ему казалось, что клинок всегда был частью его.

ГЛАВА 13