«Watch You Bleed»: Сага о Guns N’ Roses [CoolLib]

Помимо этого Слэшу нужна была компания, поскольку он находился в сильной депрессии. Ему было нечем заняться, кроме как пить и торчать. Его иллюзии оказались полностью разрушены. «Мы постоянно находились в дороге, — вспоминал он, — и слышали, что продано столько-то записей… И это было для нас интересно, в этом состояла вся жизнь. А потом бац — и все закончилось. Больше нету парней из команды, которые о тебе позаботятся. Горничная не придет, чтобы прибрать в номере. Валяешься в кровати, ждешь концерта, но ничего не происходит… Потом мы вернулись в Голливуд, и тут то же дерьмо — живешь в дешевой квартире и все время торчишь. Только сейчас мне даже не хочется никуда ходить, потому что люди будут узнавать меня». Вскоре от такой жизни пришла паника. Слэш рассказывал «Rolling Stone»: «Мы закончили тур и вернулись домой, все равно что гребаное перекати-поле. Парни въезжают в новые квартиры, покупают машины и всякое дерьмо. Конечно, окончание тура не убило нас, но мы чувствовали сильное психологическое давление, да и окружающие не оставляли нас в покое. Они думали, мы плохие парни, но… мы были просто несчастны до чертиков. Было грустно оттого, что чувство… отвязности… ушло. Мы думали, что разбираемся в жизни, но на деле оказалось, что все это полный наивняк. Успех трахнул нас, потому что вся наша невинность исчезла».

Слэш был не одинок. Все музыканты находились в депрессии. Дафф усиленно пил водку и бил молодую жену. Иззи вместе со своей девушкой Дэзи отгородился ото всех.

Стивен Адлер употреблял героин, разъезжая по Сансет на новом «мерседесе», наслаждаясь вниманием и положением рок-звезды (не считая тех случаев, когда Стиви прятался от наркодилеров, которым задолжал). Эксл, в сильной депрессии, переехал вместе со всеми золотыми и платиновыми альбомами в рамках в роскошную квартиру в Западном Голливуде, все стены которой были черными или зеркальными. Пол, потолок, даже холодильник были черными. Следующие два года, как Эксл вспоминал позже, он «жил в черной комнате с черными занавесками. Иногда это было круто, но иногда напоминало ночной кошмар. Я пытался собраться с мыслями и найти ответы, потому что не видел причин продолжать жить». Они с Эрин Эверли часто дрались, как тигры, с воплями и битьем посуды, после чего либо Эрин, либо соседи вызывали полицию.

30 января Guns должны были выступать на церемонии «American Music Awards», проходившей в «Shrine Auditorium» в Лос-Анджелесе. Они репетировали «Patience», новый (и единственный) сингл с альбома «Lies», но в день шоу Стивену Адлеру пришлось лечь в клинику Бетти Форд на лечение от героиновой зависимости. Вместо Адлера на ударных играл Дон Хенли, и шоу прошло по плану, но Эксл Роуз был в бешенстве. Он устал от группы наркоманов и алкоголиков. Работникам лейбла он заявил, что очень скоро остальным парням из Guns придется принять серьезные решения, если они не смогут собраться.

Февраль 1989-го. «Appetite for Destruction» разошелся уже семью миллионами копий и спустя восемнадцать месяцев после выхода все еще находился в горячей пятерке «Billboard». В начале месяца ворвался в пятерку и «GN'R Lies», благодаря чему Guns стали первой группой с 1984 года, два альбома которой одновременно занимали такие высокие позиции в чартах. И это несмотря на шумиху в прессе из-за текста Эксла к «One in a Million»! Никто не воспринял песню как артистическое выражение фрустрации и реалий уличной жизни в Америке. Более того: всем просто не верилось, что крутейшая новая рок-группа в мире действительно называет черных «ниггерами», не уважает полицию, критикует иммигрантов в целом и конкретно иранцев, а также оскорбляет гомосексуалистов, обвиняя их в эпидемии СПИДа. Ни одна рок-звезда, даже крайне противоречивый Джим Моррисон, не заходила так далеко в демонстрации своих настоящих чувств широкой рок-аудитории.

Реакция мейнстримовой прессы была предсказуемой. Редактор «Billboard» бросил: «„Million" — лишь кусок расистского, гомофобского мусора, бездумной злости… оскорбительной для любого, кто верит, что предназначение искусства — донести до людей истину». (Вряд ли кто-нибудь слышал об этом предназначении, но суть не в этом.) Радио обходило песню стороной. Даже некоторые (зависящие от рекламы) рок-журналы осуждали группу. Слэшу было стыдно перед семьей, и он чуть ли не прятался. Когда вышел «Lies», он позвонил матери: «Моя мама — она ведь черная — была тогда в Европе, и мы разговаривали впервые за годы. Я просил, слышала ли она запись, и она ответила, что нет. Но потом подошел мой младший брат и объяснил, что она слышала, но была в таком шоке, что просто не знала, о чем со мной говорить по телефону. Я ее понимаю. Что я ни сказал бы в прессе, мне нечем загладить впечатление».