Weird-реализм: Лавкрафт и философия

Также комична отсылка к «явным признакам умственного и физического вырождения и узкородственных кровных связей», как будто таковые признаки прекрасно известны любому образованному человеку и не нуждаются в дополнительных объяснениях. Формулировать неочевидное как если бы оно было очевидным — еще один частый прием в инструментарии Лавкрафта, и он часто встречается в других контекстах. И снова этот прием переключает наше внимание на самого рассказчика, глубоко погруженного в сложноорганизованные биологические предрассудки, которые большинство людей не принимают всерьез. Как летопись городка может «пропитаться злодействами», тоже не вполне ясно, но рассказчик снова выставляет себя комичным, невзирая на зловещий предмет описания. Убийства и кровосмешения здесь «полускрытые», а другие извращенные и богомерзкие деяния «почти неименуемы». Поскольку простые термины недоступности вроде «скрытый» и «неименуемый» рискуют скатиться в клише, Лавкрафт чувствует потребность в некоторых уточнениях. Называя их всего лишь полускрытыми и почти неименуемыми, он позволяет читателю частично ухватить эти наполовину непроявленные преступления, что парадоксальным образом приближает нас к ним, несмотря на полное отсутствие примеров.

28. Внутренние органы, которые отвечали за формирование звуков

«Странность [в речи Уилбера] не относилась к тому, что он говорил, или даже к простым идиомам, которые он использовал; скорее она смутно относилась к интонации или была связана с теми внутренними органами, которые отвечали за формирование звуков» (DH 377; ДУ 171-172 — пер. изм.).

Уилбер Уэйтли вносит нечто новое в рассказы Лавкрафта. В истории Ктулху все персонажи, предположительно являющиеся людьми, являются ими на самом деле, и у нас нет оснований для подозрений физиологического характера. Хотя моряки в «Зове Ктулху» служат мишенью для расистских и этнических оскорблений, они тем не менее являются людьми, как бы низко на тотемном столбе социальной и генетической иерархии рассказчик ни помещал их. В «Цвете иных миров» сияние в колодце обессиливает и разрушает семейство Гарднеров, однако и они стопроцентные люди. Но в случае Уилбера Уэйтли мы видим зарождение мотива, который затем станет одним из классических у Лавкрафта: существо, притворяющееся человеком, но скрывающее в себе куда более тёмную сущность. В рассказах Лавкрафта голос чаше всего является первым признаком того, что с претензией персонажа на человеческую природу что-то не так. Как шутливо формулирует Уэльбек, «когда персонаж, кладя руки на стол перед вами, издает слабый присасывающийся звук, вы знаете, что находитесь в рассказе Лавкрафта; так же, когда вы различаете в его смехе призвук клохтанья или причудливое стрекотание насекомого»[80].

Другие элементы этого пассажа тоже классически лавкрафтианские. Странность голоса Уилбера «смутно относится» к неким характеристикам, а не четко отождествляется с ними. В повседневной жизни мы различаем в человеческом голосе широкий спектр интонаций, но они редко производят на нас впечатление нечеловеческих. Также обычно они не заставляют нас сомневаться в тех органах, которые отвечают за формирование звуков: насколько мы знаем, обычно это просто легкие, горло, язык и губы, за исключением редких случаев, когда серьезные хирургические вмешательства вынуждают использовать электронные устройства. Однако в случае Уилбера Уэйтли что-то смутно не так с интонацией, а также, по-видимому, с тембром — намек на то, что его речь производится не теми органами, которые люди обычно используют для коммуникации. В контексте общей темы объектов, отделенных от их качеств, можно сказать, что голос Уилбера становится странной автономной сущностью, более не идентифицируемой с ее столь же странной поверхностной интонацией. Это, в свою очередь, приводит к имплицитному разрыву между голосом и его физической основой.

29. Умелый расчет и полоумное бормотание

«Многие сомневались, что у старика Уэйтли достанет сил и терпения осуществить задуманную реконструкцию, однако эти опасения оказались напрасными — несмотря на полоумное бормотание, то и дело исходившее от старика во время его трудов, его плотницкая работа производила впечатление умелого расчета» (DH 377; УД 102 — пер. изм.).