With the sun

Ничего особенного Гарри не ощутил, кроме возмущения и противления вкусу незнакомых губ, не таких нежных и напористых одновременно, как губы Драко. Совсем чужих, совсем ненужных, лишних. Он задёргался, активно высвобождаясь. Увлёкшийся Колин неосмотрительно выпустил запястья Поттера, которые оба почти что помещались в одной ладони Криви, и Гарри порывисто отступил на два шага, шатаясь, встревоженный каким-то странным гортанным звуком со стороны… странно знакомым звуком. Повернув голову в ту сторону, откуда слышался этот звук, гриффиндорец увидел в лунном свете копну платиновых блестящих волос, огромные льдисто-серые глаза и сжатые до белизны губы на тонком лице.

- Драко… - слабо окликнул Гарри.

Не говоря в ответ ни слова, слизеринец сделал шаг назад. Гарри беспомощно протянул к нему руки. Чья-то высокая тонкая фигура скользнула из тени дома и, прикоснувшись к плечу блондина, дизаппарировала вместе с ним. Гарри, оставшись наедине с растерянным Колином, осел на пыльный асфальт. Ноги уже не держали, хотя он как-то резко протрезвел.

Схватившись за голову, Гарри монотонно раскачивался из стороны в сторону и робко надеялся заплакать, чтобы было не так больно. Но у него всё не получалось, и перед глазами темнело, и голос суетившегося где-то поблизости Криви доносился, как сквозь вату…

* * *

Драко ничем не выказал, что ему не нравится идея отпустить Гарри на мальчишник Уизела. Он беспокоился о нём… ну и да, хорошо-хорошо, ревновал к каждому столбу. Но и страх за жизнь Гарри тоже присутствовал в немалой мере. Множество Пожирателей скрылось от аврорских отрядов и мечтало прикончить наглого мальчишку Поттера. Другое дело, что соваться они не рискнули бы, когда он был в трезвом и пригодном для боя состоянии, когда же он будет пьян вдребадан… Но ограничивать как-то передвижения и контакты Гарри слизеринец не считал себя вправе, поэтому, скрепя сердце, изобразил, что всё нормально, и сварил антипохмельное зелье.

Но на душе скребли кошки весь день в субботу, пока блондин снова работал на практической - единственном в тот день занятии, начавшемся довольно поздно (чтобы все успели выспаться - и профессора, и студенты). На этот раз работать нужно было в паре, и Драко не мог не признать, что, что бы там ни стряслось с неожиданно забывшим обиду Крестовым, примирение было весьма кстати. На этот раз, однако, Драко работал чётко, аккуратно и сосредоточенно, не желая вновь опозориться перед всеми преподавателями. Фурвус Лауз внимательно наблюдал за Драко и Антоном от преподавательского стола, но заводить душевные разговоры не подходил. И то хлеб. Драко не был расположен играть в игры, правила которых были ему совершенно не известны.

После занятий Крестов вновь затащил Драко обедать, точнее, пить чай - было уже пять часов. Разговор шёл не о Зельях и даже не об общих школьных воспоминаниях, а об искусстве. Блондин никогда бы не подумал, что замкнутый Крестов увлечён Вермеером, Тицианом и Эль Греко и отлично разбирается в модернистском искусстве. Он никогда раньше не говорил так открыто и вдохновенно, и с каждой секундой Драко укреплялся в мысли, что с Крестовым что-то произошло. Причём явно что-то не очень-то ладное.

До самого вечера они просидели в кафе, обсудив Зелья со всех сторон - так, что у случайно оказавшихся рядом других посетителей голова гудела от донёсшихся фраз. Между делом Крестов подставлял Драко то блюдо с сандвичами с грибным паштетом, то тушёные с сыром овощи, то клубничный пирог со сливками - якобы невзначай. Подобная заботливость не то чтобы не устраивала Драко, но настораживала, заставляя сидеть постоянно собранным и напряжённым.

Около девяти они наконец вышли из помещения. Было уже темно и неуютно-свежо.

- Прогуляемся? - предложил Крестов.

В надежде понять что-нибудь конкретное, Драко согласился и доверил Антону выбор маршрута, тем более, что сам весьма слабо ориентировался в Лондоне, проведя большую часть жизни в Малфой-мэноре и Хогвартсе. В конце концов, существует аппарация.

Они снова говорили о какой-то ерунде, и у Драко уже начал уставать язык от всех сегодняшних разговоров. Он даже хотел было сказать Антону, что с него, пожалуй, хватит на сегодня прогулок, но они как раз завернули за очередной угол, и Драко заметил подозрительно знакомый свет, так похожий на луч Авады. Точнее, два луча.

Услужливая луна выплыла из-за вечных лондонских туч и осветила Гарри… его Гарри, отчаянно целующегося с кем-то другим. «Кажется, это тот мелкий Криви, что вечно бегал с фотоаппаратом…». Драко сам не заметил, как у него вырвался то ли стон неверия, то ли рычание. Гарри поспешно отступил назад, прерывая поцелуй, и оглянулся на Драко. Зацелованные припухшие губы ярко выделялись на точёном лице. Драко молчал. Ему казалось, это сон. Это жуткий кошмар, в который его подсознание щедро вывалило самые потайные страхи. «Теперь я нарушаю последний пункт кодекса Малфоев, который ещё не успел нарушить», - мелькнула мысль совершенно некстати.

- Драко… - голос гриффиндорца был потерянным и тихим.