Wunderland обетованная

— Арнольд Филиппыч, ты же знаешь, как я не люблю загадки. А они, как назло, любят меня. Но факт остаётся фактом — был кто-то третий. Англичане своё участие не подтверждают. Их субмарин сейчас в Баренцевом море нет. Одну из лодок заметили наши катерники. Определённо, кто-то был третий. В этом уверен и наш Командующий флотом. Он долго не решался, но всё же доложил Кузнецову о странных лодках. Думал, тот ему выговор объявит за паникёрство, но, к его удивлению, нарком очень заинтересовался этой информацией. Так что ждём большую комиссию из Москвы.

— Чего же ты так расстроился, Александр Иванович? Ну помог кто-то нам утопить немцев! Так и спасибо ему!

— Ну ты сказанул, Арнольд Филиппыч! И это мне говорит особист? Да ты первый должен море носом перепахать, чтобы узнать, кто это был! Сегодня они нам помогли, а завтра захотят немцам помочь? Как тогда быть? Нет! «Спасибо» рано говорить. Надо сначала выяснить — кто они такие?

— А почему — они? Может, всё же одна лодка была?

— Арнольд Филиппыч! Дорогой! Даже отлично натренированному экипажу подводной лодки, чтобы перезарядить торпедный аппарат, нужно не меньше двадцати, а то и тридцати минут! А если бы это была одна лодка, то ей пришлось бы строчить торпедами почти как из автомата, перезаряжая аппараты за три — пять минут. Такого быть не может! А впрочем, что я тебе объясняю? Ты же не подводник. Приезжай на совещание, я тебе здесь всё на пальцах объясню.

Начальник разведки, не дав Долгову ответить, положил трубку. Старпом задумчиво отодвинул телефон и, взглянув на Максима, спросил:

— Как ты там говорил — махровая несправедливость? Это же надо — я не подводник! Валентиныч сказал бы: вот и помогай после этого людям.

Максим уже привычно рухнул на нары и, уставившись в низкий деревянный потолок, задумался. Долгов уехал на совещание. Кто-то прошёл по коридору и загремел ключами, проверяя замок. Затем всё стихло. Солнце развернулось в его сторону и теперь, проскользнув лучами в узкое окно, застыло на стене тусклым зайчиком, перечёркнутым тенью решётки. Растеленный на нарах тулуп превратился в пуховую перину, и Максим растёкся, улетая мыслями далеко за пределы стен камеры. Воспоминания отнесли его на несколько лет назад.

…Вот он — молодой лейтенант, ещё не успевший прийти в себя от унылого вида голых сопок после привычных красот Питера и от того, что солнце не собирается садиться, несмотря на поздний час, впервые стоит перед трапом лодки «Дмитрий Новгородский». И первым, кто его встретил, был Долгов, который тогда ещё не был старпомом, а всего лишь помощником. Но встретил Максима так, как будто был не меньше, чем командиром лодки. Лихо сдвинув на затылок пилотку и окинув озиравшегося по сторонам лейтенанта с головы до ног презрительным взглядом, он подманил его к себе выкриком: «Эй, многоножка, семени сюда присосками!» — и начал инструктаж:

— Так, лейтенант, — брезгливо сплюнув мимо трапа, произнёс Долгов. — Подойди и вникай в новую для тебя жизнь. Забудь всё, чему тебя учили в институте! Ты не знаешь ничего о жизни, ты не знаешь ничего о службе! Ты не знаешь НИ-ЧЕ-ГО! Если притащил жену, то там, за бугром, автобусная остановка и без пересадок до вокзала. Если успел устроиться в общаге — напрасно. На суше твой дом — казарма, а в море — лодка! И так на несколько лет. Отпуск — как получится! Все вахты — твои! На флоте сна нет, есть отдых, но отдыхать ты будешь не больше четырёх часов в сутки! И так, пока не станешь офицером.

— Так я ведь уже офицер, — невнятно промямлил обескураженный таким приёмом Максим.

Долгов скорчил ещё более презрительную гримасу и, покосившись на собственные погоны капитан-лейтенанта, важно отчеканил:

— Запомни! На флоте офицер начинается с каплея! А пока — любой матрос второго года службы с этой лодки знает больше тебя.

Максим обиженно поджал губы. Это уже был перебор. Он не для того пять лет учился и получил красный диплом, чтобы его опустили ниже матроса.

— Я тоже не дурак! — вспылил он, с вызовом взглянув в лицо помощнику.

— Да? — Долгов удивлённо посмотрел на ершистого лейтенанта. — Может, тогда скажешь, какая автономность нашего атомохода?

Максим стал лихорадочно перебирать в памяти проекты лодок. 671-ый проект, кажется, что-то около трёх месяцев.

— Не парься, салага! — Долгов равнодушно посмотрел на парадную форму Максима и потрогал болтающийся на ремне кортик. — Вот это сними, его ты будешь видеть только на праздники. Но праздников бойся, потому что праздник для моряка — всё равно, что свадьба для лошади: голова в цветах, а жопа в мыле. Так что будь проще, лейтенант. А насчёт автономности, так реактор перезаряжается раз в десять лет. Лодка — вечна! Это мы её слабое звено и можем болтаться в море столько, сколько хватит жратвы или пока не съедет крыша. Так что у тебя будет уйма времени подумать и о жизни, и о службе, и о том, какое ты дерьмо, потому что не даёшь лодке проявить все её возможности, заставляя простаивать у причала в ожидании, когда ты соизволишь подтереть собственные сопли!