отношение. Мы вспоминаем наше море, ох, вот единственный человек в этом Большом
Городе, с которым я могу предаваться воспоминаниям о нашем море, об островах, о
водорослях в салате, о Ниигате и о перегоне праворульных машин. Мы расслабляемся.
Смотрим «Падших ангелов» Вонга Кар-Вая, я шучу, что наемный убийца – это Мира, его
нервная курящая помощница – я, а влюбленный немой юноша – наш Аякс.
- Ты скучаешь? – вдруг спрашивает меня Мира.
- Скучаю, - прикурив и подумав, отвечаю я. - Скучаю каждый день, чем бы ни занимала
мозг. Вот, думаю, в хорошей ситуации ли в плохой, кто мне скажет, что будет дальше, как
мне поступить, как себя вести и правильно ли то, что я делаю? Будто с завязанными
глазами ступаю на ощупь по деревянному Колесу Фортуны, оно вдоль по брегу моря, и
вдобавок постоянно увязает в песке; я все время, ежевдохно-выдохно пытаюсь всего лишь
сохранять равновесие, а колесо крутится, ось, центральная точка – неподвижна, но нас-то
забрасывает на самый край. И нет никого, кто мог бы мне подсказать направление. Никого
нет, Мира. Не с кем разделить свинец на плечах. Не с кем обсудить полубогов – упрямых
любителей боевиков и триллеров, или полубогов – пластилиновых, впитывающих, как
губка, таких податливых и послушных любому шлагбауму железнодорожных
колокольчиков. Не с кем обсудить моего отца, грустного пианиста, увлекающегося эпохой
Наполеона; не с кем обсудить мою мать, привезшую мне из самой Венеции любимый
шоколад; не с кем обсудить мою тетю, специалиста по английской филологии; не с кем
обсудить моего дедушку, командира воздушного судна с многотысячным налетом часов…
С кем мне говорить о своей семье, Мира? С кем мне еще говорить о тебе, о том, какая ты
внешне копия Тори Эймос, а на пианино играть не умеешь, но как ты метко стреляешь, и
сколько лет ты уже живешь на этом свете, я хочу рассказать им всем про тебя, как ты
выбиваешь дверь ногой, какие вкусные ты печешь пирожки, и в какое кровавое месиво ты
превращаешь всяких придурков. Конечно же, я скучаю. У меня нет того, с кем можно
говорить. Всю жизнь ищу того, с кем смогу говорить, и – пусто. Конечно же, мне
попадаются полубоги, то и дело, они остаются со мной на два месяца или же на
десятилетия, они пугаются, когда я час хожу взад-вперед по кухне, подыскивая нужную
фразу для третьего абзаца, или же они покупают мне пиво еще до того, как я заправлю
печатную машинку бумагой; они зевают, когда я декламирую вслух; они целуют мои
пыльные башмаки, когда я декламирую вслух; они наотрез отказываются писать мне смс,
предпочитая «живые» телефонные звонки; они пишут мне восторженные смс, лишенные
всякой текстологической ценности; они, мои полубоги, как всегда, одарены и талантливы,
болезненно остро конкурируя со мной, хотят влезть на все экраны страны, пока их
двоюродный брат Валера (в общем-то, тоже музыкант) также до сих пор не в телевизоре;
они стыдятся своих провинциальных друзей, которые не знают французского языка, и
стараются при мне намеренно картавить; они, мои полубоги, рисуют винегретом на белых
стенах
перевернутые
пентаграммы,
они
становятся
повелителями
столичных
жилплощадей, они становятся бездомными обитателями столичных площадей, они растут
в алмазный грифель характера, они растут во взрослеющую подлость, они растут в
абитуриентов Берлинских академий, они растут в седых до тридцати, они растут в
выросших и в невыросших, мои полубоги. А мне по-прежнему не с кем поговорить. Как-
то так, Мира. Поэтому я и скучаю. С кем же кроме… я могла бы говорить?
Мира довольна моим монологом. Она подмигивает мне:
- Этого я и ждала. Поехали в аэропорт. Сто двенадцатый рейс.
* * *
И тут я увидела их. В углу нашей с Б. кухни, оформление арт-деко, никакого арт-нуво,
дизайн и стиль, у нас хватит средств на любую прихоть. Я увидела их. Две банки с
вареньем стояли возле подоконника, в углу. Я, наверное, слицемерила слегка, этот дом
никогда не был королевским дворцом, хоть и находился в центре, да. Это был самый
обычный дом, и хоромами он казался одному лишь Дантесу, державшему трехлитровые
банки с вареньем под их с женой кроватью. Все, чем я обладала, оказалось все тем же
мещанством, разросшимся разве только вширь от количества квадратных метров. До
безобразия зрячая, смотрела я на эти банки и думала, сколько же может судьба шутить с
нами. Мы никогда не жили во дворце. Но со стороны это смотрелось именно так. Мы с Б.
сутками не общались друг с другом, но со стороны выглядели эталонной рокзвездной
четой. Кажется, мне стоило бы это быстренько записать в блокнот, чтобы поразмыслить
на досуге, но время уже поджимало. Мира сказала, мне нужно в аэропорт. И меня
выкинуло на улицу.
* * *
И меня выкинуло на улицу. Nirgend ein Ort, nirgend ein Ort, как в том рассказе, который