X-files. Секретные материалы 20 века. Досье. 2012 №2

Свой яростный протест против таких «праздных» женщин он вложил в уста главного героя «Крейцеровой сонаты» Василия Позднышева, который подробно описывал чувство отвращения, охватывавшее его при мысли о коитусе с женой в период, когда она кормила грудью. Явно осуждая тех матерей, которые не пытались в такие периоды ограничить проявления своей сексуальности (Позднышев, напомним, убил неверную супругу, «позабыв», что она — мать пятерых его детей), писатель открыто выражал враждебное отношение ко всем «бесстыдным, заведомо развратным» женщинам, которые не выказывали постоянной радости от возможности вынашивать, рожать и кормить грудью своих детей.

Росший без матери, без столь важных для растущего мальчика материнских прикосновений, Л. Н. Толстой в весьма раннем детстве испытал проявления ранней чувственности, осознанные им как «что-то не то». Они оставили у него неизгладимое воспоминание, дав основание его своеобразной, инфантилизированной «философии секса» на всю жизнь. «Первая, самая сильная» любовь лирического героя к Сонечке Калошиной, описанная в «Детстве», имеет много общего с реальной детской историей маленького Левушки, поведанной им впоследствии, в 1903 году, в письме к П. И. Бирюкову: «Выражалось это чувство вот как: мы, в особенности я с Митенькой и девочками, садились под стулья, как можно теснее друг к другу… и говорили, что мы — «муравейные братья», и при этом испытывали особенную нежность друг к другу. Иногда эта нежность переходила в ласку гладить друг друга, прижиматься друг к другу, но это было редко, и мы сами чувствовали, что это не то, и тотчас же останавливались».

Этот, как сам определял его будущий писатель, «чудесный, в особенности в сравнении с последующим, невинный, радостный, поэтический период с детства до 14 лет» — сменил второй, «ужасный 20-летний период».

«ПЕРЕЖИВАНИЯ УЖАСНЫХ 20 ЛЕТ»

Интимные переживания Толстого в дни его молодости, которые он позже назовет годами «грубой распущенности, служения честолюбию, тщеславию и, главное, похоти» нашли отражение в его дневниках, которые он вел с 14 до 34 лет: от первых подростковых влюбленностей до его женитьбы в 1862 г.

Дневники и письма его «прежней, холостой жизни» 1848–1862 гг., как и вторая часть трилогии «Детство. Отрочество. Юность», позволяют в буквально смысле увидеть процесс взросления талантливого и эмоционального подростка. «Одно сильное чувство, похожее на любовь, я испытал только, когда мне было 13 или 14 лет; но мне [не] хочется верить, чтобы это была любовь; потому что предмет была толстая горничная (правда, очень хорошенькое личико), притом же от 13 до 15 лет — время самое безалаберное для мальчика (отрочество): не знаешь, на что кинуться, и сладострастие в эту пору действует с необыкновенною силою» (29.11.1851). В другом позднем автобиографическом по характеру тексте («Записках сумасшедшего») он пишет: «Четырнадцати лет я узнал порок телесного наслаждения и ужаснулся ему. Все существо мое стремилось к нему…», поскольку «в одной из наших горничных я перестал видеть слугу женского полу, а стал видеть женщину, от которой могли зависеть мое спокойствие и счастье…» Именно в этом возрасте, полагал будущий писатель «тело побеждает и наносит первую глубокую рану». Имя той горничной, как теперь известно, было Маша Брускова. Выросший сын ее впоследствии просил у Л.Н. Толстого денежного пособия, мотивируя свою просьбу тем, что он «сын той самой Маши, что изображена в «Отрочестве».