XIRTAM. Забыть Агренду

— Вы хотите сказать, Аллан, что эпоха арабского ренессанса, это попытка вернуться к языческим корням, но менее удачная, чем европейский ренессанс? — спросил граф.

— Да, Рене, именно это я и хочу сказать. Вы, конечно, читали цикл «1001 ночь». Как вы полагаете, много там ислама, если не считать религиозные идиоматические обороты?

— Это аргумент, — граф де Паларе на пару секунд наклонил голову, — но, вы только что признали: европейская цивилизация достигла прогресса только после того, как провела относительно успешную войну против собственной религии.

— Не собственной, — поправил доктор философии, — Библия написана не в Европе. Это ближневосточный феномен, навязанный Европе и чуждый европейской культуре.

Либби Полртленд эмоционально похлопала ладошкой по ограждению.

— Минутку-минутку. Разве европейская культура это не христианская культура, и разве наши принципы не следуют из Библии?… Или из Корана, который, в общем, похож?

— Библейские принципы, — ответил ей Ван-Вирт, — была в Европе перемолоты жерновами Ренессанса, промышленной революции, и натурфилософии, а те принципы, которые вы привыкли называть библейскими, и о которых вы говорите, появились в XVIII веке, как результат этих процессов. И, они принадлежат не к библейской традиции, а к традиции французских энциклопедистов.

— Но десять заповедей… — нерешительно возразила журналистка.

— Вы можете их перечислить? — ехидно спросила Олеа Ван-Вирт.

— Э… Не убивай, не воруй, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй, … Э… Э…

— Четыре, — весело сказала Олеа.

— …Э… Э… Не делай себе кумира.

— Пять. А должно быть десять! — Олеа растопырила пальцы одной, и другой руки, таким образом, иллюстрируя расхождение в количестве.

— …Э… Э… Я не помню, черт возьми! Я давно не читала Библию!

— А вы ее вообще читали? — осведомился Аллан.

— Ну… Это такой вопрос… — Либби неопределенно пожала плечами.

— Такой, такой, — философ подмигнул ей, — а в церкви вы когда были последний раз?

— …Э… Э… Кажется, полгода назад. Да! Точно! Была свадьба нашего компьютерного мастера, и мы ездили в церковь. Это было даже немного меньше, чем полгода назад.

— Так. И что вы там делали, в церкви?

— Ну… Э… Мы послушали священника, потом поздравляли, пили шампанское… Нет, шампанское мы пили уже когда вышли из церкви. Внутри это не полагается делать.

— Мера вашей связи с христианством определена, — констатировала Олеа.

Граф де Паларе покивал головой, стряхнул пепел с сигары и спросил:

— Я могу продолжить аргументацию?… Спасибо. Итак: Европа выиграла в прогрессе, поскольку провела успешную войну против библейской религии. Но, как признал мой научный соперник, это война выиграна не совсем, а лишь в какой-то мере. Мы сейчас можем посмотреть прессу — многие пишут о росте влияния церкви в Европе и США. Я задам следующий вопрос. Что, если Библия победит европейцев, и они снова рухнут в «темные века», а арабский мир одержит победу над Кораном, и шагнет к прогрессу?

— Вы интересно спорите, Рене, — заметил Ван-Вирт, — сначала вы отскочили в прошлое, теперь — в будущее. Что-то похожее на фехтование. При каждом выпаде, вы предельно аккуратно обходите настоящее. Там самая невыгодная позиция, не так ли?

— Возможно, — граф хитро улыбнулся, — Но мой вопрос имеет право быть заданным?

— Да, имеет, — философ ответил такой же хитрой улыбкой, — но я отвечу на него, заняв выгодную для себя и невыгодную для вас, Рене, позицию в настоящем. Как известно, будущее человечества содержится именно в настоящем. Это будущее — дети. А если рассматривать немного более далекое будущее, то это — молодые женщины, которым предстоит вырасти, родить детей, и… Внимание! Учить и воспитывать своих детей в первые три года жизни. Мужчина, обычно, не участвует в этом в первый год, и мало участвует в следующие два года. Таким образом, период формирования интеллекта практически полностью обеспечивается женщиной. Я сейчас исключаю случаи очень богатых и при этом очень дальновидных мужчин, которые нанимают в помощь маме ребенка нескольких репетиторов, которые… Я вижу, Рене уже угадал, о чем я.

Граф де Паларе утвердительно кивнул.

— Благодаря этому, я свободно владею шестью языками, кроме родного. Папа, как мне рассказывают, настоял на трех женщинах-репетиторах: туниске, японке, китаянке, хотя мама считала, что мне достаточно английского, германского и испанского. На них она говорит свободно. Но папа ее убедил, что восточные языки нужны. Сейчас мне ужасно жаль, что я не говорю свободно еще на корейском, на хинди и на малайском «бахаса».

— Обалдеть… — тихо произнесла Либби, — а родной язык в Монако какой?

— Язык монегасков, — ответил он.

— Чего-чего?

— Кого, — поправил де Паларе, игриво пощекотав журналистку за бок, — Монегаски, это коренные жители нашей страны, а язык синкретический, франко-итальянский, так что, сказав «родной язык», я назвал три языка: монегасский, французский и итальянский. Я прошу прощения, Аллан, я вас перебил.