Xирург

Щипцы для захватывания ушка сердца. Щипцы для извлечения желчных и почечных камней вертикально изогнутые. Щипцы для извлечения осколков костей. Для извлечения почечных камней детские. Щипцы для носоглотки окончатые. Щипцы для операций на носовой перегородке. Щипцы для операций на придаточных пазухах носа. Щипцы для отгибания краев гипсовых повязок. Для тампонирования горла и глотки большие. Для оттягивания матки.

Спасибо, Алина Анатольевна. Хрипунов вежливо кивает головой, имя администраторши размазывается по небу, как сливовое повидло. Меня не будет…(маленькая пауза, чтобы умножить расстояние на время и приплюсовать минимальный технологический зазор на национальное разгильдяйство) … четыре дня. На этот период все операции отменяются. Прием будет вести Константин Львович. Администраторша сглатывает в такт каждой фразе, и подбородок ее прыгает, как автомат Калашникова в неловких лапах новобранца. Ваша соседка… Нина Николаевна… опять начинает она, но Хрипунов уже не слушает, он несет по коридору безупречно прямую, спокойную спину, отчетливо щелкая тонкими подошвами дорогих туфель. Мы вам очень сочувствуем, дорогой Аркадий Владимирович, беззвучно бормочет вслед администраторша, и очки ее переполняются стародевическими слезами — чистейшими, тяжелыми, дымящимися, как напалм. Она сама только в прошлом году схоронила мамулю, и, спасибо Аркадию Владимировичу, сразу выправила памятник, оградку, засадила все бархатцами, мамуля любила бархатцы, и цветут они с мая и до заморозков, не забыть прямо сейчас отправить телеграмму, чтобы не торопились хоронить. Администраторша протирает вспотевшие окуляры крохотным носовым платком, смахивает с очков налипшие махры и, деликатно шмыгая носом, семенит к своей стойке у самого входа в клинику.

Уже через пару часов потрясенная Нинка Бабкина, старая, скрюченная от артроза, но по-прежнему деятельная и бессмертная, как вирус, будет показывать соседкам длиннющую телеграмму, из-за желтоватых бумажных полос похожую на окно, заклеенное от бомбежки. Смотри-ка, мать все ж есть мать, проняло-таки Хрипуненка, а то двадцать с лишком лет носа не казал, шлепок коровий, отца без него схоронили, тока деньги и слал, а что Татьяне с его денег, одна-одинешенька померла, чисто дворняга под забором. А тут нате вам — без меня не хороните, буду среду, люблю, скорблю, безутешный сын Аркадий.

Через те же пару часов — укладывая в душную пасть багажника спешно собранную экономкой дорожную сумку, похожую на пафосный батон из виттоновской кожи, и ящик с пятилитровыми бутылками питьевой воды, и я же сказал, что портплед не нужен, Светлана Григорьевна, и уберите пирожки, это, даже не смешно — Хрипунов, наконец, признается сам себе: мама умерла. И совершенно ничего не почувствует. Совершенно ничего, кроме острого нежелания тащиться неизвестно куда через всю эту волчью, волчью страну.

Стамеска Воячека желобоватая. Стамеска Воячека плоская. Шило Воячека. Шило трехгранное. Рашпиль с насечкой, обратной и прямой.

Хрипунов и думать про Клоуна забыл, поглощенный реальной жизнью, которая — впервые, на его памяти — норовила вправиться в нормальное русло, стать обычной, нормальной, человеческой, в конце концов. После ординатуры его без слова оставили в челюстно-лицевой, огромное отделение, между прочим, и столичная больница, московская, и в планах маячило — как только освободится ставка — место пластического хирурга в получастной клинике, хотя на кафедре общей хирургии рвали волосы от отчаяния, и завкафедрой лично трижды вызывал Хрипунова на откровенный разговор, туманно рассуждая о благородной науке и подвиге высокого служения, пока не признался, крякнув, что сроду не встречал такого одаренного хирурга, а я ведь, Аркадий Владимирович двадцать пять лет преподаю и сорок — оперирую, навидался, слава Богу, всякого, но таких рук, как ваши — не встречал. Сколько вам лет? Двадцать девять всего? Невероятно! У вас, Аркадий Владимирович, большой дар — уж не знаю, правда, божий ли, но пациентам это, если честно, без разницы. Зачем вам эта пластическая хирургия — господи, носы, животы, жирные тетки! Я понимаю, вы человек молодой, вам деньги нужны, тем более, что времена сейчас, мягко говоря… Но, Аркадий Владимирович, дорогой, вам нельзя размениваться, оставайтесь на кафедре, лет через пять будете самым молодым в институте профессором — я обещаю, но и не в этом даже дело, речь вполне может идти о создании новой хирургической школы, вашего имени школы, Аркадий Владимирович, уж поверьте старику — мне давно ничего не нужно, лучше подумайте, сколько людей вы можете спасти… Реально спасти, по-настоящему — от смерти.