XV легион

– Мать, пресвитер[43]. Я убегала куда-нибудь в сад или в пустой сарай и там кружилась, кружилась, пока не падала на пол. Однажды меня поймала мать и побила. Но я все-таки убегала танцевать, бегала даже на улицу Жатвы, где иногда плясали уличные плясуньи, а один раз я упросила знакомую женщину взять меня в театр, где бродячие мимы давали представление. Когда я увидела на сцене богов и богинь, и нимф, полуголых, танцующих под звуки музыки, я решила, что непременно буду танцовщицей. Мне удалось пробраться к патрону труппы. Я сказала ему, что хочу у них танцевать. Мне сделали испытание. Я протанцевала перед ним кордакс и другие танцы, и меня похвалили. Потом в одну темную ночь я покинула навеки родительский дом и вместе с мимами отправилась на корабле в Лаодикию, а оттуда в Пальмиру. Там я сделалась женою патрона. Но Евтропия выгнали из города за какое-то темное дело, и мы отправились в Ахайю. А в Фессалониках он умер от чумы, мой муж Евтропий, и я уже одна пробралась в Рим, где, как я слышала, можно зарабатывать танцами большие деньги. Я поселилась в Риме на улице Тритона, в гостинице иудея Симона, и там меня нашел Аквилин. Он случайно забрел в кабачок, где я танцевала перед чернью, и увел меня к себе, поселил в своем доме, подарил мне много разных дорогих вещей и одежд. Но мне были противны его немощные ласки, и тут я встретила тебя на пиру у Цецилия. Помнишь?

– Делия, скажи, ты многих любила?

– Ах, мне кажется, что я никого не любила, кроме тебя. Я убегала от мужчин, хитрила. Мне не надо было... этого. Я была глупая девчонка, я думала, что моих танцев довольно для них, но они хватали меня, целовали, и я потом плакала где-нибудь в углу. Как мне было противно иногда! Но лучше об этом не говорить. Не надо вспоминать об этом. Поедем, милый, в Александрию. Мне хочется хоть издали посмотреть на мать и на отца. Мать пойдет на рынок покупать на ужин рыбу, а я буду стоять за углом и смотреть на нее сквозь слезы. Она, наверное, думает, что я умерла... Они живут бедно. Отец служит на папирусной фабрике, зарабатывает гроши. Кое-как они перебиваются. А я ничем не могу им помочь.

Посетившая столько морей и гаваней, «Фортуна Кальпурния» еще раз уходила в далекое путешествие. Приближалось время, когда навигация должна была прекратиться по причине бурь осеннего равноденствия, туманов и облаков, когда опытные мореходы опасаются выходить в море и готовят корабли к зимним стоянкам в удобных гаванях. Но у сенатора был значительный запас бронзовых гвоздей, который он хотел поскорее отправить в Александрию, а там закупить папирус и стекло, так как цены на эти товары весною обыкновенно поднимались и выгоднее было произвести покупку теперь. Трифон погрузил ценный груз и покинул Остию в конце сентября, надеясь в десять дней дойти до Александрии. Поэтому он не задерживался в путеолах, принял на корабль Виргилиана, Скрибония и Делию и взял курс на Сицилийский пролив, а затем направился прямо на восток, сокращая путь, хотя безопаснее было бы подняться вверх до Гидрантума, как поступали более осторожные мореходы. Но в день отплытия из Остии черная ворона каркала на сикоморе с левой стороны, что служило благоприятным предзнаменованием. Воскурив фимиам созвездиям, ведущим корабли в морских пучинах, Трифон надеялся на благополучный исход опасного путешествия. На пути лежал остров Крит, с которого Трифон решил пойти в Аполлонию на африканском берегу и потом, пользуясь маяками Киренаики, спокойно дойти до Александрии. Путь был не совсем обычным, но так шли иногда моряки посмелее, чтобы выиграть время переходов. Так плавали также почтовые корабли – табелларии.

Мимо мыса Левкопетры прошли в полночь, и люди, подняв головы, смотрели на созвездия, которым они вручали свою судьбу среди водных пустынь. Семь Волов медленно вращались на небесной сфере. Волосы Вероники рассыпались мелкими жемчужинками, вознесенный на небо Геркулес жил в царстве Гекаты... Легкий западный ветер был благоприятен.

Но в пути, когда вышли в открытое море, западный ветер сменился юго-западным, который корабельщики называют «африком», а сухой африк – «белым потом», и Трифон не знал, что ему думать. В природе совершалось что-то странное, и у наварха было озабоченное лицо. Острыми глазами он всматривался в ночную темноту, где шумело и пенилось еще недавно такое спокойное море.

Виргилиан опять почувствовал знакомое состояние, то чувство передвижения в этом мире, которое дает человеку корабль и повозка. Все было по-старому: прекрасный черный корабль под сенью позолоченной богини, сладостный сырой воздух, шум ветра в снастях.

Делия лежала в каютке на корме, укрытая овчинами, но не спала. Разве можно было спать в первую ночь морского путешествия? Ее знобило, и Виргилиан не знал, хорошо ли он поступил, взяв ее в такое долгое путешествие, подвергая опасности ее хрупкое здоровье. Но Делия не жаловалась и по обыкновению говорила, что ей хорошо, что она ждет с нетерпением египетского берега. Укрыв ее получше, он пошел к Скрибонию, который стоял с Трифоном на носу корабля.