XVII. Грязь, кровь и вино!

— Примерно час назад на малый зал дворца Консьержери было совершено нападение. Охрана оказала достойное сопротивление, двое моих гвардейцев ранены! К счастью, никто не убит. Так же пострадало несколько солдат.

— Что? — Людовик покрылся багровыми пятнами, как и обычно, когда приходил в неописуемую ярость. — Вы сказали, нападение?

— Да, вооруженный отряд выкрал шевалье де Браса и скрылся в неизвестном направлении. Я подозреваю заговор!

— Вы подозреваете?..

— Думаю, ваш брат как-то в этом замешан, иначе, зачем ему просить за преступника?

Людовик задумался. Он не был дураком и трусом, и, хотя иногда выглядел слегка заторможенным, в дворцовых интригах был докой. Силой воли он погасил внешние проявления гнева и приказал кардиналу тихим, едва сдерживаемым от эмоций, голосом:

— Любыми способами отыщите мне этого шевалье и всех, кто ему помогал. Бросьте их в пыточные камеры и узнайте, кто стоит за ними? И если они назовут имя Гастона или же моей матери… бог мой, я им не завидую…

Кардинал молча кивнул, развернулся и широким шагом покинул кабинет, прикрывая ажурным платком довольную улыбку.

***

Мне выделили просторную комнату в западном крыле замка и дали достаточно времени, чтобы привести себя в порядок. Прямо в комнату Перпонше вместе с местными слугами притащили большое деревянное корыто и достаточное количество теплой воды, и я чертовски рад был смыть с себя всю тюремную грязь, казалось, навсегда въевшуюся под кожу.

Блаженство!..

Главным атрибутом комнаты была кровать с откидывающимся пологом, стены были затянуты коричневой материей, сбоку стояли пара кресел и несколько стульев с подлокотниками, а в углу — шкаф из каштана, сбоку — небольшое бюро для работы с письмами.

За ближними портьерами что-то еле слышно зашебуршало. Крыса!

— Что, мерзавец, не проверил комнату? — я швырнул сапог на звук, но ни в кого не попал.

— Все проверю, ваша милость! Одно мгновение! — Пока я мылся, Перпонше жевал кусок хлеба и закусывал его чесноком, отчего по комнате разносился резкий запах. — Не извольте сомневаться! Всех тварюг изгоню!..

Я удовлетворился этим ответом, и вылез из корыта.

Перпонше тут же отложил хлеб в сторону и подал чистую одежду. Мои немногочисленные личные вещи, оставленные у мэтра Крюшо при аресте, мой слуга тоже доставил в замок, но ничего сменного там не имелось. Де Брас обходился минимумом. К счастью, любезный барон предоставил мне вещи из своего гардероба. Все было просто и по современной моде: сорочка, чулки, колет, штаны на шнурках, куртку, плащ, сапоги и шляпа. Все вещи были исключительно черного цвета, как принято у господ гугенотов, как тут же любезно пояснил мне Перпонше. Колет совершенно не стеснял движения, из-под прорезей на рукавах проглядывала сорочка. Панталоны уходили в высокие, на каблуке, сапоги. Хорошо хоть шпоры отсутствовали. Зато оружие я получил достойное — качественной закалки рапира в ножнах. Свою прежнюю рапиру, которую я отдал гвардейскому офицеру, боюсь, я больше никогда не увижу. Да и плевать!

К слову о бароне. Как ни старался я в эти часы выудить хотя бы крохи информации из доступной мне памяти де Браса, но ничего о бароне де Пьемоне или нашей обговоренной встрече в Париже я не вспомнил. И это меня крайне нервировало. Устроив столь шумный побег для меня из-под стражи, барон подверг и себя, и своих людей смертельной опасности. Ладно, я — меня и так приговорили к смерти, но де Пьемон пошел ва-банк. Король таких выходок никому не простит. Значит, спасение моей особы было делом настолько важным, что риск казался заговорщикам (а как еще я мог их называть?) вполне оправданным. Что же такого жизненно важного знал де Брас, или же должен был доставить в Париж, или же передать на словах барону де Пьемону? Иначе, зачем он вытащил меня на свободу?

Думай, де Брас, думай! От этого зависит твоя судьба. Если твои ответы не устроят господина барона, он, не задумываясь, прикончит тебя на месте. Судя по первому впечатлению, барон — человек отчаянной храбрости, острого ума, привыкший действовать быстро и без раздумий. Как он отреагирует на мою амнезию, бог его знает.

Зато, одна догадка пришла мне в голову. Тогда в зале суда Мартель успел сообщить мне, что кто-то весьма влиятельный просил за меня перед королем. Что если это был сам Месье, он же Гастон Орлеанский? Особы более влиятельной я и представить не мог. Но зачем ему моя жизнь и не слишком ли круто — внимание столь высоко сидящей особы к моей скромной персоне? Ведь кто такой де Брас — всего лишь бедный наваррец, провинциал, к тому же гугенот — в общем, ноль без палочки в местном табеле о рангах.

Перпонше распахнул окно, и в комнату ворвались уличные ароматы свежего навоза.

— Благодать!.. — умиротворенно протянул слуга, всей грудью вдыхая воздух.

Навоз легко перебил запах чеснока и вызвал у меня желание выкинуть Перпонше из окна. Лишь изрядным усилием воли сдержавшись, я задал пришедший мне в голову вопрос:

— Скажи-ка мне, дружочек, а каким образом ты узнал о бароне и сообщил ему обо мне?