XVII. Грязь, кровь и вино!

Что из всего этого следует? Это значит, что очень скоро святой отец меня вытащит для дальнейшей реализации своих планов. Что не может не радовать. Не радует моя зависимость от него, но со временем я что-то придумаю — ненавижу, когда мной играют.

Брякнуло окошко в двери.

— О! Ваша милость! — обрадовался тюремщик. — Вы опять у нас в гостях! — он добродушно хихикнул. ­— Я Жиль Мерсье, к вашим услугам. Если что-то понадобится — только скажите.

— Принеси мне большой кувшин холодного хорошего сидра, — я порылся в кошеле и вложил в ладонь тюремщика лиард.

К счастью, как правило, благородных узников отправляли в кутузку с наличными деньгами и у меня при себе остался кошель.

— О! Ваша милость так щедра! — Жиль расплылся в угодливой улыбке. — Непременно, я сейчас пошлю сынишку.

Окошко закрылось.

— А что, сдача не предусмотрена? — поинтересовался я у двери, чертыхнулся, а потом вернулся на кровать.

Серебряная монета в лиард — это три денье, за один денье можно купить три кувшина сидра. Ну да хрен с ним.

О чем это я? Ну да...

Оппозиционеры, мать их ети.

Артемон оказался прав, большая часть из себя ничего не представляет, конечно, за исключением нескольких ключевых фигур. Всем хочется денег и привилегий, общая масса надеется, все это им принесет новая власть. На остальное им плевать. Скоты, что тут скажешь. И я очень хорошо понимаю его высокопреосвященство, который радеет о государстве. Ладно...

Гастон Орлеанский нужен оппозиционерам только как предводитель, именно его они хотят посадить на трон. Cам же он довольно посредственная фигура; слабоволен, легко поддается влиянию — то есть, вполне управляемый персонаж, дергая за ниточки которого главные фигуры в оппозиции надеются обтяпывать свои делишки. Кто у нас главные фигуры в оппозиции? Конечно королева-мать, Мария Медичи. Дальше идут сводные братья Людовика Вандомы, его кузены Конде и Суассоны, герцог де Гиз и очень многие подобные. Помимо главных фигур, которые в большинстве статичны, у заговорщиков есть другие, калибром несколько поменьше. Среди таковых как раз маркиза дю Фаржи и герцогиня де Шеврез, с которой я пока не знаком. Эти как раз самые опасные для власти, потому что деятельны, энергичны, хитры и являются реальными движителями заговора. Все это мне изложил падре Жозеф, хотя, мне кажется, кое-что из этой информации я и сам знал — я настоящий, а не Антуан де Бриенн.

— Да уж, из огня да в полымя... — тяжко вздохнул я. — Опять тебя занесло в осиное гнездо, Антоха...

Тюремщик скоро притащил отличного сидра, а в придачу к нему кус неплохого сыра.

Я слегка подкрепился и стал ждать, когда меня освободят. Но дождаться в этот день не получилось, а на следующий меня перевели в другую камеру, вполне роскошно обставленную. Тюремщики относились ко мне со всей любезностью и почтительностью, мало того, таскали мне еду из трактира, да не обычного, а из той самой «Серебряной башни», причем бесплатно.

А еще, по первой же просьбе, принесли мои книги.

Я понимал, что все это не просто так, а часть какой-то игры моих покровителей, но все равно ситуация нервировала. Никаких помощников прево и прочих чиновников ко мне не являлись — сижу да сижу, хоть бы кто вопрос задал.

Третий и четвертый день тоже прошел в отсидке, но не бесполезно — я с помощью Жиля, оказавшегося довольно болтливым, узнал кто тот таинственный кавалер, который постоянно мне встречался. Им оказался шевалье Франсуа де Брас из Наварры — он до сих пор сидел в Бастилии, как раз за ту дуэль, случайным свидетелем которой я оказался. Сидел он без привилегий и ждал суда, где ему светила смертная казнь без вариантов. Судя по всему, он завалил кого-то с влиятельными родственниками.

Ну... могу только пожелать, чтобы выпутался. Увы, больше ничем не могу помочь. Все под богом ходим.

На исходе пятого дня я уже начал волноваться. Какого хрена, спрашивается? Где падре, где Гастон, черт бы его побрал? Я тут в заслуженные сидельцы записался, а они не чешутся.

Наконец, к полуночи брякнули засовы.

— Ваша милость, — Жиль угодливо поклонился. — Мы тут с товарищами ставили, когда вас освободят — я поставил на неделю и я выиграл. Теперь мы поставили на то, как долго вы продержитесь на свободе. Моя ставка — месяц. Не подведите, ваша милость... — он радостно ощерился. — А сейчас, прошу, вас ждут. Я могу понести ваши книги...

— Месяц? Не обещаю. А книги отнеси туда, откуда принесли, — я с наслаждением потянулся. — Ну что, идем?

Процесс освобождения ничем оригинальным не отличался; вывели, отдали шпагу и любезно попрощались, а дальше карета.

Вот только карета...

Карета оказалась маркизы дю Фаржи!

И отвезла она меня прямиком в имение Мадлены.

Вот к этому, я точно оказался не готов, рассчитывая сначала получить указания гребанного капуцина, отца Жозефа. Но отказываться было уже поздно.

Через час меня высадили возле помпезного особняка, вокруг которого был разбит красивый сад, с мраморными статуями, беседками и фонтанами