11 июня 1630 года в одно время, но через разные ворота в Париж въехали два кавалера. Первый – блондин, второй – брюнет, один в черном колете, а второй в фиолетовом, один со слугой, второй без оного – они были абсолютно разные и слегка похожи разве что возрастом, но их объединяло одно – пустые карманы и горячее желание взять от жизни положенное. А положенным они считали очень многое!И никто из них пока еще не подозревал, к чему это приведет их самих и Францию…
Александр Вячеславович Башибузук , Игорь Александрович Шенгальц
Самиздат, сетевая литература / Альтернативная история / Попаданцы18+Александр Башибузук, Игорь Шенгальц
XVII. Грязь, кровь и вино!
Пролог
Париж…
Что первым делом приходит в голову при упоминании этого города?
Великолепные дворцы и утлые лачуги, мощеные мрамором роскошные парки и заполненные по щиколотку грязью узенькие улочки, разряженная, усыпанная драгоценностями знать и завшивленные бедняки в лохмотьях…
Да, Париж город контрастов, как бы банально это не звучало.
А еще, Париж город возможностей, город, в который ежедневно стекается огромное количество людей в поисках лучшей доли. Так было раньше и так будет всегда.
Вот и сегодня, 11 июня 1630 года, в одно время, но через разные ворота в Париж въехали два кавалера. Первый блондин, второй брюнет, один в черном колете, а второй в фиолетовом, один со слугой, второй без оного – они были абсолютно разные и слегка похожи разве что возрастом, но их объединяло одно – пустые карманы и горячее желание взять от жизни положенное. А положенным они считали очень многое!
И никто из них пока еще не подозревал, к чему это приведет их самих и Францию…
Глава 1
«Опять скрипит потертое седло и ветер холодит былую рану. Куда вас сударь к черту занесло, неужто вам покой не по карману…»
«К черту, точно к черту… – про себя ругнулся я, в который раз за последнее время прогоняя непонятно откуда взявшуюся в голове навязчивую песенку. – Какое к черту седло? Какая рана? Седло есть, но оно не скрипит, былых ран хватает, но их ничего не холодит, потому что жара, черт бы ее побрал. И самое пакостное, я нихрена не помню о себе. Вообще ничего. Знаю только, что это время и это тело не мои родные, я был гораздо старше своего реципиента, сам я не француз, а русский – и все. Каким образом меня занесло во Францию семнадцатого века, тоже даже не представляю. В общем, очень много всего непонятного. Правда о бывшем хозяине своего нового тела я знаю все. Вместе с тушкой мне досталось все его сознание и не только оно. Но об этом стоит поговорить позже…»
В уши ворвался дикий гомон.
– Зелень, свежая зелень!
– Мясо, мясо, свежайшие кролики, сегодня утром еще бегали по лугам…
– Кружева, мадам, фламандские кружева! Пьер, ленивая ты скотина, я за тебя буду работать?
– Обокрали, караул, люди добрые! Кошелек срезали…
– Ножи, отличное железо, волос режут…
– Держи его, вон он побежал…
– Дуралей! Ха-ха…
– Чтоб тебя…
– Зелень, зелень…
– Молоко, молоко…
Впереди показались массивные въездные ворота. За крепостной стеной хорошо просматривалась громада Бастилии. А перед воротами раскинулось предместье, множество лачуг и просто торговых рядов из палаток и телег, промежутки между которыми заполняли толпы разномастного народа.
«Ярмарка, черт бы ее побрал…» – понимающе вздохнул я и невольно поморщился – со стороны города свирепо смердело.
Въезжать в Париж сразу расхотелось.
– Мессир[1]
, если желаете, немного передохнем, перед тем как въехать в город…Мессир
(итал.Я обернулся в седле. Позади ехал на мохнатой, словно барашек, коротконогой кобылке смуглый толстячок с добродушной мордой, очень смахивающий на странствующего пройдоху монаха из народных песенок.
Не успев обдумать предложение, я кивнул. У меня сейчас так часто бывает. Проблемы адаптации в чужом теле. Как только вселился, пролежал без сознания два дня, думал сдохну, потом очухался, но некоторые постэффекты до сих пор остались, в том числе дикие головные боли. К счастью, в остальном мы друг к другу пришлись словно хорошо подогнанные ножны к клинку.
Толстяк немедленно свернул к небольшой рощице неподалеку от дороги. Слетев с лошадки, он мигом развернул чистую тряпицу на траве, разложил на ней сыр с копченым мясом, а потом умчался в предместье, пообещав принести свежего сидра и хлеба.
Я спрыгнул с седла, привязал поводья к деревцу, с наслаждением вдохнул свежий воздух и несколько раз присел, разминая ноги.
Высокие черные замшевые сапоги, подвязанные на щиколотке и под коленом ремешками с пряжками, широкие штаны, белая рубашка с рукавами пузырями с отложным воротником, а поверх нее короткий колет с полами до середины бедра, без рукавов по случаю жары. Тоже черного цвета, из оленьей замши. По нынешней моде застегнут только у ворота. Ну и широкополая шляпа, опять черная – все-таки из Испании еду, а там радуга в цветах одежды не приветствуется.
Мода первой половины семнадцатого века, мать ее ети. Впрочем, вполне терпимо и даже удобно, во всяком случае движений не стесняет. Да и пообвыкся я.
Итак, о чем я?
Все довольно просто и одновременно загадочно.