XVII. Наваррец (СИ)

Я вытащил, как рыбак, хозяина трактира, прятавшегося под столом. Улыбка давно пропала с его лица, он трясся, как осиновый куст, и не мог вымолвить ни слова.

Я даже не доставал оружие, просто держал его за отвороты куртки, прислонив к стене. И тихим, даже ласковым голосом объяснял:

— Сейчас мы сожжем этот дом, но прежде мы убьем тебя и всю твою семью. Сначала я пущу на охоту германца. Ты слышал о нем? Нет? Я расскажу! Наш германец — это особый человек, уникум! Его мужским органом можно ломать стены. Он использует свои чудесные способности на твоей жене, потом на твоей дочурке, если она у тебя есть. А если нет — то сразу на тебе!

— Госпо-о-о-дин, у меня нет жены и детей! Я одинок! Пощадите!..

Под трактирщиком начало расплываться дурнопахнущее пятно, но меня подобным было не разжалобить. Обоссался? Мало! Пусть еще и обосрется!..

— Ты, мразь, устроил в своем заведении засаду на верных слуг церкви? За это мы накажем тебя по законам святой инквизиции! Чуешь, что тебя ждет?

И вот тут, кажется, мой клиент все же обгадился по-крупному. По крайней мере, запах пошел такой, что мне пришлось заткнуть нос и отступить на пару шагов назад.

— Хоспооодин, они приказали… жди гостей, показали рисунок, сказали, подай знак… я не виноват…

Он рыдал, пережевывая слюни и сопли. Один мой вид внушал ему такой ужас, что все предохранительные клапаны в его организме сорвало, и трактирщик потерял над собой всяческий контроль.

— Что за рисунок?

— Во-о-от! — он сунул мне скомканный лист бумаги.

Я положил его на стол и разгладил ладонями. Что же, лицо фон Ремера вполне угадывалось, хоть и схематически, видно художник особо не старался, либо же у него перед глазами не было самой натуры.

Надпись под портретом гласила: «Разбойник «Маркиз»! Убийца и конокрад! Награда 2000 ливров!» О нас с д'Артаньяном в листовке не было ни слова.

— Недорого же они вас ценят, — сказал я германцу.

Тот взял листок, внимательно изучил его, потом сложил на четыре части и молча сунул себе за пазуху.

Я же повернулся к трактирщику. Больше ничего интересного сообщить он не мог, поэтому я пнул его носком сапога в живот, и трактирщик отлетел обратно под стол.

— Так мне их добить? — опять спросил д'Артаньян, глядя на раненных. Одно дело честная схватка, лицом к лицу, шпага против шпаги, а совсем иное — подлое нападение, десяток против троих. В таком случае любые правила чести отступали, а начинали действовать совсем иные законы. Выживал сильнейший.

— Да, — коротко ответил я.

Через пару минут все было кончено. Д'Артаньян действовал безо всякой злобы или удовольствия, он просто выполнял привычную, но неприятную работу. Пройдя от одного раненного к другому, гасконец перехватывал им глотки коротким движением даги, ловко и умело, как прежде резал баранов в горах, потом пару минут держал голову отходившего в мир иной, пока тот окончательно не успокаивался, тяжело вздыхал и переходил к следующему.

— Ваш друг, он… — фон Ремер, наблюдавший за процессом, не нашел слов, и выскочил на улицу. Кажется, его тошнило.

Я тем временем неспешно перезарядил пистоль, подошел к лавке, под которой прятался трактирщик, отшвырнул ее в сторону и разрядил оружие ему в лицо.

В эту минуту я даже не пытался анализировать свои действия или их мотивы. Я просто поступил, как считал нужным, и нисколько об этом не жалел.

Нас попытались поймать в ловушку и убить? Не вышло. В ответ мы сами убили всех, до кого смогли дотянуться.

И если это не послужит предостережением тому, кто устроил засаду — ему же хуже.

Значит, мы придем и за ним. Обещаю!

Я оглядел таверну, мертвые тела и сказал д'Артаньяну:

— Сожгите здесь все!

Глава 15

Горело красиво, я даже засмотрелся на пару минут. Полыхнуло так, словно таверну облили бензином. Скорее всего, у хозяина были изрядные запасы крепкого спиртного в бочках, иначе я даже не представляю, отчего дом так быстро занялся.

— Вам не кажется, фон Ремер, что нам нужно объясниться?

Мы с тевтонцем отъехали шагов на тридцать от таверны и остановились. К счастью, наших лошадей не успели распрячь, вдобавок, сбежавшие бандиты оставили коней своих мертвых товарищей, которых мы успешно приватизировали. Кони были свежие, отдохнувшие — то что нужно в нашей ситуации.

— Я фам сказаль, дорог будет опасний! — тевтонец опять перешел на свой немецко-французский диалект, который приобретал, когда волновался. Странно, что во время нашей первой встречи, даже будучи раненным в руку, он говорил без акцента. В тот вечер он переживал существенно меньше, чем сейчас, хотя мог погибнуть. А сегодня мог провалить миссию, и это значило для него гораздо больше собственной смерти. Всего лишь смерть или бесчестие, выбор для благородного человека очевиден.

— Мы вполне принимаем любую опасность, но, согласитесь, было бы неплохо представлять себе ее масштабы! Если в каждом трактире по пути нас будет ждать подобная неласковая встреча, боюсь, мы не доберемся до Гавра.

— Вы правы! — Ремер успокоился и вновь вернул себе способность изъясняться понятно. — Об этом я не подумал…