XX век. Исповеди: судьба науки и ученых в России

— Мы можем победить болезнь только вместе, — говорит родителям Ярослав Прчал, — поэтому будем вести поиск вместе. Вы должны тщательно записывать, вести своеобразный дневник лечения, каждый день состояние ребенка, его самочувствие, его реакцию на препараты…

— Но у нас нет никаких лекарств, — замечает один из родителей.

— Все необходимые препараты вы будете получать от нас через доктора Токарева, — отвечает Прчал, — врачи из НИИ детской гематологии работают вместе с нами. Если потребуется, то мы пригласим вас с детьми в Америку. Естественно, все лечение будет проводиться бесплатно.

— Мы заплатим…

— Не думаю, что это возможно, — американский профессор едва заметно улыбнулся, — к сожалению, такое лечение стоит очень дорого. Но дело даже не в этом — мы, американские и русские врачи, надеемся с вашей помощью найти ключ к лечению одной из самых неизвестных болезней…

Так начался необычный эксперимент в медицине. Алабама, Москва и Чувашия начинают работать вместе.

Берем короткое интервью у американских ученых.

— Есть ли реальный шанс спасти детей?

— Уверен, что так будет, — отвечает Джозеф Прчал. — Дело в том, что в 79-м году мы обнаружили в США одну семью, где ребенок заболел. Начали исследования. Затем продолжали их в Финляндии и Чехословакии, кстати, оттуда мы с братом родом… К нам присоединился профессор Токарев, который обнаружил семь таких семей в Чувашии. Это удивительно, что в одном месте так много людей страдают от такой болезни. Почему? Пока на этот вопрос мы ответить не можем… В общем, в университете Алабамы мы провели молекулярные исследования, выяснили, что генетический дефект и является причиной возникновения болезни. Мы создали препарат, который позволяет эффективно бороться с ней. В США он одобрен. Теперь с помощью этого препарата мы будем лечить детей из Чувашии.

— Простите, а тот первый ребенок жив?

— Конечно. Он — великолепный спортсмен, помогал своему брату на тренировках, и брат добился олимпийской медали…

Почти святочная история, не правда ли?

Однако фантастика в нашей жизни столь тесно соседствует с жестокой реальностью, что подчас трудно провести или определить, где пролегает грань между ними. Мы убедились в этом в Берлине, где случилась еще одна необычайная встреча.

Профессор Генце рассказывал о новом методе лечения подробно. Его речь изобиловала многочисленными терминами, названиями лекарств, будто беседовал он не с журналистами, а с коллегами — специалистами по детской гематологии. Однако уже вскоре и нам стало ясно, что Протокол "Берлин-Москва", — это "беспощадный", на грани жизни и смерти, метод лечения злокачественных опухолей. И невозможно предсказать его исход, потому что по сути сначала медики уничтожают клетки детского организма, а потом пытаются их возродить. В общем, чтобы спасти ребенка, сначала его убивают… Преувеличение? Отнюдь!

Мощные токсические препараты вводятся в организм. Ребенок становится беззащитным, малейшая инфекция или ошибка в дозировке лекарств, или отказ в работе одного из органов, — все это приводит к гибели.

— Но иного пути нет, — говорит профессор, — мы идем по краю пропасти. И если четверть века назад очень часто падали в нее, то теперь мы спасаем 85 детей из ста. Молодой врач из России Александр Карачунский нашел несколько неточностей в наших методиках, это помогло усовершенствовать метод лечения, и вот теперь он в Москве, а мы в Берлине используем новый "Протокол" лечения.

Сейчас в Берлине Сашу Карачунского сменил Андрей Тимаков, он из того же НИИ детской гематологии России. А в клинике профессора Гюнтера Генце Андрей стажируется. Частенько к нему приезжает жена Маша. Она педиатр-гематолог, работает в том же институте. Но сегодня вдвоем они знакомят меня с клиникой профессора Генце.

— Современная онкогематология — это прежде всего технология лечения, — говорит Андрей. — Есть "Протоколы", и надо их четко и неукоснительно выполнять. Вот, к примеру, — Андрей протягивает толстую книгу, — "Протокол" для лечения острого лейкоза. Здесь подробно описана схема лечения, его конвейер. "Протокол" рассчитан на 104 недели, каждый этап — день за днем — расписан по часам: врач и сестра не имеют права отклоняться от него…

— И успех гарантирован?

— Есть три группы пациентов, в зависимости от степени риска. Малый риск — выздоравливают, средний — больше половины становятся здоровыми, и, наконец, большой риск — к сожалению, большинство детишек погибнет, но все-таки надежда есть.

— Значит, если у тебя на руках "Протокол", то достаточно выполнять его, и можно надеяться на успех Но ведь это под силу любому врачу?

Андрей едва заметно улыбается, а потом мягко возражает: