You raped my heart (СИ)

У Эрика большие руки. Как у медведя. Сравнение приходит неожиданное, дарит нервный смешок на губы. Кристина думает, что в конец сошла с ума. Эрик затыкает ее непрошенный смех своим ртом, тянет ее тело на себя. Хрупкое, утлое, острое, все эти коленки да локти, еще ключицы и подбородок. Он целуется с рвением. Все берет, берет и берет. Ртом, языком, даже зубами. Мужчина прокусывает девушке нижнюю губу. Кристина всхлипывает, старается отстраниться, чуть продохнуть. Эрик не дает. Ее мягкая грудь вдавливается в его широкую и твердую, он заставляет обвить себя ногами, сдавить бедрами его бедра. И его широкие ладони на ее ягодицах, поддерживают, не дают до конца обмякнуть, одуреть от всех этих пьянящих, крышесносящих ощущений. От этих губ, рук, дрожи, всхлипов, и тянет что-то внизу живота. Его язык у нее во рту. Глубоко, далеко, щекочет небо. У Кристины начинают болеть губы, опухать, а он все жалит и жалит. Словно дорвался, словно свое берет, клеймит, запечатывает. У Эрика широкий затылок, кожа теплая. Кристина теперь знает, Кристина чувствует.

Никто. Никогда. Не. Делал. Такого. С. Ней.

Просто руками.

Просто губами.

Матерь божья.

Забавно, у него пальцы холодные, словно тока крови в самых кончиках не хватает. И эта дрожь, когда он пробирается под ее насквозь промокшую майку. Кристина лишь шею вытягивает, остро так. Эрику нравится ее лизать. Языком, губами, прихватывать кожу, и еще ниже, на ключицы, зубы о них точить. Ненормальная. Сумасшедшая. Безумная. И его руки выше, грудь накрывают. У девочки твердые соски, утыкаются в мужскую ладонь. А Эрик давит, Эрик сжимает горошину, катает меж пальцев, снова сжимает. У Кристины грудь небольшая, но аккуратная, полная, ложится в его руку. Такая мякоть, такая теплота. Вторая рука пробирается в самый низ, оттягивает пояс джинсов, ныряет ниже, за все эти слои ткани. Девочка дрожит, бьется в агонии ощущений и эмоций. Эрик криво усмехается, проталкивает язык в ее рот, кажется, мешает Кристине дышать. У нее голова болтается, и какой-то бессвязный шепот в его губы. Его пальцы путаются в ее волосках на лобке, скользят ниже, раздвигают складки. Сладкие, сочные. Такая мокрая, насквозь мокрая. Эрик чувствует, как его фаланги обхватывает томительная нега, и он проталкивает их вперед, давит, двигает, снова давит, и снова двигает. Осторожнее, чем стоит ожидать. Аккуратнее, чем кажется. Кристина дышит шумно, острый сосок режет мужскую ладонь, грудная клетка вздымается и опадает. Девчонка на грани, девчонку мутит. К одному пальцу присоединяется второй, раздвигает складки, ныряет дальше, глубже, где так тесно и плотно. Кристина вздрагивает всем телом, сдавливает плечи Эрика до боли. У нее губы дрожат под его губами. И бедрами она ведет, будто сама на его руку наседает. Эрик кривит рот в ухмылке, целует, целует и целует. У девушки — тремор. Там, везде, в груди, меж бедер, по рукам, на губах. Вот-вот и всхлипнет, заскулит. Такая сладкая, такая мягкая, такая податливая. Откликается так естественно, слишком жадно, чуть неумело и бесстыдно откровенно. Незамаранная, чистая. Эдвард — ничто. Всего лишь тупое воспоминание. Девочка стонет. Эрик ловит ее стоны губами, глотает их вместе с водой и ее слюной. Двигает пальцами, растягивая, толкая их вглубь, где влага, теснота, жар.

Охуительные ощущения.

— Кричи, — шепчет он ей на ухо, — я хочу, чтобы ты кричала. Давай.

И пальцы, пальцы, пальцы. Раздвигают, трут, погружаются. Кристина изгибается сильно. Кристина бьется. Эрик вонзается в нее глубоко, так, что ей почти больно, так что, кажется, хрустит шея. Смотрит на ее лицо. На эти опухшие губы от его жадных, глубоких поцелуев, на полуоткрытый рот, из которого дыхание толчками, теплое, сбитое, судорожное, на ее полузакрытые глаза. Веки дрожат, ресницы трепещут. И жилка на шее. Бьется так настойчиво. Эрик сжимает ее губами. Девичье тело в его руках напрягается, пальцам внутри становится так горячо. Кристина кричит, почти плачет, шепчет что-то бессвязно, обмякает в его руках. У нее ошалелые, безумные глаза, дрожащая нижняя губа. Девочка ладонями по его плечам, слабыми, легкими. Едет вниз, не держится.

— Я только начал, — говорит Эрик. — Только начал. — И за подбородок ее хватает, в глаза смотрит. — Выдержишь? — и ухмылка, эта наглая, невыносимая ухмылка. В ней — превосходство, в ней — доминирование.