Z значит Захария (ЛП)

Собрать плиту оказалось труднее, чем я думала. Некоторые болты никак не хотели пролезать в предназначенные для них отверстия; вдобавок, решётку я сунула первый раз не тем концом вперёд, пришлось всё разбирать и собирать заново. Я трудилась всю вторую половину дня, иногда навещая своего пациента (и каждый раз приходилось тщательно мыть руки).

Когда крем достаточно охладился, я попыталась покормить им больного. Мистер Лумис на этот раз даже глаз не открыл, но крем глотал, хоть и с трудом. Глотание, похоже — врождённый рефлекс, не требующий вмешательства сознания, чему я очень рада. Я скормила ему около двух унций [16]— для первого раза достаточно. Сначала надо удостовериться, что он сможет это усвоить.

Всё, с плитой я справилась. Теперь нужно только надставить трубу — колено я раздобуду в магазине мистера Клейна — и вывести её в кухонный дымоход. Потом я её начищу — труба была чёрная с никелевой отделкой, выглядеть будет изумительно. Я почувствовала гордость — как за плиту, так и саму себя. Всё равно что получить подарок на Рождество!

Глава 14

15 июня

Прошла неделя — одна из лучших за последнее время.

Сегодня мой день рождения. Мне исполнилось шестнадцать, и на обед у нас запечённая курица и торт — и то, и другое приготовлено в новой печи. Это не первый мой торт, я пекла и раньше, но всегда под маминым надзором. Так что, можно сказать, это всё-таки первый торт, который я испекла самостоятельно, и он первый в этой духовке. Вышел он просто превосходно. Крем — белый, воздушный — тоже получился отлично.

Мы праздновали не только мой день рождения, но и совершенно потрясающее событие — выздоровление мистера Лумиса, хотя он оправился ещё не окончательно. Ходить пока не может — ноги слишком слабые, подгибаются. Я была права — во время болезни нарушилось кровообращение. Думаю, постепенно всё восстановится, но на это потребуется долгое время.

Праздничный обед я сервировала на складном столике для игры в карты, установив его у кровати мистера Лумиса. Столик застелила белой льняной скатертью, поставила тонкий фарфор; даже серебряные приборы начистила и свечи на этот раз не забыла (правда, пришлось обойтись без свечей для торта — я не смогла найти их в магазине мистера Клейна).

Лучше всего было то, что мистер Лумис проспал все приготовления и проснулся как раз к нужному моменту: стол накрыт, огоньки свечей отражаются в начищенном серебре... Больной открыл глаза, посмотрел на всю эту роскошь, закрыл глаза, потом снова открыл. И сказал:

— Это просто чудо какое-то!

Собственно, так и было. Ведь ещё неделю назад мой пациент был близок к смерти, и я почти потеряла надежду. Хотя, скорее всего, он имел в виду стол.

Выздоровление началось, когда замедлился темп его дыхания, хотя я в то время не была в этом уверена. На следующий день, ближе к вечеру, стало ясно, что мистер Лумис пошёл на поправку — он очнулся по-настоящему. Я вошла в его комнату, и он, должно быть, это услышал; глаза его были открыты, сфокусированы, и он, без сомнения, узнал меня. К моему несказанному удивлению, больной заговорил — еле слышно, но всё же! — и первыми его словами были:

— Ты играла на пианино.

Мне хотелось броситься ему на шею, но вместо этого я села на стул у кровати и сказала:

— Да. Я не знала, слышали вы меня или нет.

— Слышал. Смутно, как бы издалёка... — Он не закончил предложения, его глаза закрылись. Опять уснул.

Казалось бы, ничего особенного, и всё же эти мгновения были знаменательными. Он мог видеть, мог снова говорить! Я дала больному поспать часа полтора, а потом принесла большую миску супа и только присела и собралась его кормить, как он мгновенно проснулся. Поначалу он не разговаривал, лишь глотал ложку за ложкой — даже, можно сказать, жадно; видно, суп ему нравился. Он опорожнил всю миску. А потом произнёс:

— Я был... далеко. — У него и голос стал чуть сильнее. — Ты играла... очень тихо, еле слышно. Я прислушивался, как мог... — Он задохнулся и замолчал. — Музыка постепенно уходила куда-то... но я слушал изо всех сил, и она вернулась...

Я проговорила:

— Вы ещё слишком слабы, чтобы разговаривать. Поберегите силы. Но я рада, что вы слышали мою музыку.

Бедный мистер Лумис. Думаю, он хотел сказать, что моя игра помогла ему выжить. Интересно, а моё чтение он тоже слышал?

Слышал.

На следующий день сил у больного прибавилось вдвое. Температура упала до ста одного, а я ведь даже не обтирала его спиртом. Мистер Лумис начал понемногу двигаться, хотя есть самостоятельно по-прежнему не мог. Глаза ему удавалось держать открытыми дольше, и он мог сфокусировать взгляд на предметах обстановки. Когда он снова заговорил, голос его был менее сиплым и дрожащим. Но он по-прежнему всё время возвращался мыслями к минувшим тягостным дням.

— Кажется, я ушёл далеко-далеко от... от всего. И уносился ещё дальше. Там было очень холодно. И трудно дышать. Но тут до меня донёсся твой голос, и я остановился и пока слышал тебя, никуда не двигался. Точно так же было и с музыкой.

— Но сейчас вам гораздо лучше.

— Да. Мне уже не так холодно.