За Байкалом и на Амуре. Путевые картины

— Анда! (Друг!), — говорил, пошатываясь, гольтипак, протягивая руку к папушке[19] табаку.

— Шолоро! (Уйди!), — кричал маньчжур, махая руками. — Шолоро! Лаканча (худо)!

— Сколько пятаки? — бормотал пьяный, бессмысленно выпучивая осоловевшие глаза.

— Шолоро! Мангу ачи ты (денег нет у тебя), — снова кричал маньчжур, выпроваживая пьяного гольтипака из своей лавчонки.

Гольтипак, верный самому себе, начинал сыпать отчаянную брань на неповинную голову маньчжура и хотел драться, но, сознавая собственное бессилие, пошатываясь и ругаясь, уходил далее, где снова начиналась та же история с другим маньчжуром.

Торговались покупатели таким образом: поселенец подходит к лавке и высматривает, что ему нужно, потом берет известный продукт в руки и показывает его маньчжуру. Маньчжур поднимает пальцы кверху, означая ими количество пятаков, требуемое им за покупаемую вещь.

— Пять пятаков што ли тебе? — спрашивал поселенец, поднимая всю ладонь кверху.

— Айя! Айя! (Хорошо!), — кричал весело маньчжур от радости, что его поняли. Поселенец показывал четыре пальца. Маньчжур отрицательно качал головой и, не имея силы выдержать молчание, принимался говорить по-маньчжурски, несмотря на то, что поселенец не понимал ни слова. Поселенец наконец выкладывал на прилавок известное количество денег, и торг оканчивался.

Далее, около одной из лавок, маньчжур, по-видимому очень бедный и уже довольно старый, в дырявом кафтанишке, держал в руках дикого гуся и старался объяснить окружавшим его казакам, как он поймал его. Он представлял своей фигурой птицу, идущую по степи, тревожно и торопливо повертывал своей старческой головой в разные стороны, как будто высматривая, нет ли где врага-человека, и потом вдруг начинал дергать правой ногой, доказывая этим, что гусь попался в петлю, расставленную в поле. Маньчжур окончил свою пантомиму и глупо улыбался, вопросительно смотря на публику.

Целый день около лавок теснится толпа казаков и поселенцев, бесцельно передвигающаяся от одной лавки к другой. К полудню начинают показываться пьяные фигуры казаков, к вечеру слышатся там и сям песни, сменяются криком, бранью и доходят наконец до драки. Часам к семи раздается снова удар в бубны. Торопливо начинают бегать и суетиться маньчжуры, собирая свои товары; они спешат к своим лодкам, боясь опоздать и подвергнуться за это справедливому гневу своего нойона, присутствующего на ярмарке с утра до вечера, в качестве охраняющей силы; в сущности же эта охраняющая сила имеет характер карающей и ищет только удобного случая содрать с охраняемых штраф в собственную пользу. Быстро таскают маньчжуры с ярмарки к своим лодкам товары, быстро укладывают их и отплывают от русского берега. Вскоре по реке поднимается свист и визг: маньчжуры, распустив паруса, вызывают своим свистом бога ветров, прося его помощи и попутного ветра. На следующее утро снова лодки являются у русского берега, заботливый нойон конечно опять присутствует на ярмарке и несколькими ударами в бубны возвещает о позволении начать торговлю и вечером снова такими же ударами возвестит о закрытии ярмарки и тем заставит торговцев суетливо бегать от лавок к лодкам, укладывать свои товары и уезжать обратно, до следующего дня.

Обороты Благовещенской ярмарки конечно ничтожны. В продолжение двух недель каждодневной торговли все маньчжурские лавки вместе выручат не более двух тысяч рублей кредитными билетами. Все эти билеты потом переходят через руки маньчжур в карманы местных русских купцов, выменивающих билеты на русское серебро, считая каждый рубль в 1 р. 50 к. и 1 р. 45 к. Со времени заселения Амура цена на серебро была за каждый серебряный рубль два бумажных рубля, но возрастающая конкуренция на эту выгодную (лично для купца) торговлю понизила курс на серебро до 1 р. 40 к. Благовещенские купцы ведут с маньчжурами дела отдельно от ярмарочной торговли; эта последняя, так сказать, мелочная, розничная торговля, имеющая отношение только к местным жителям. Торговля же местных купцов с маньчжурами ведется просто на дому. Купцы закупают у маньчжур большими партиями быков, муку и проч. и сплавляют означенные продукты вниз по Амуру до Николаевского порта, где нередко продают часть своих товаров на иностранные корабли или выменивают их на джин, портер и т. п. Иностранные корабли покупают или меняют только в таком случае, когда им необходимо иметь балласт. Кроме отправки из Благовещенска партий живых быков, некоторые из купцов отправляют вниз по Амуру значительное количество солонины в бочонках, покупая быков тоже от маньчжур и засаливая мясо на месте. Бочонки заготовляются молоканами из соседнего с городом селения, расположенного около реки Зеи.

Получая от маньчжур все вышеозначенные предметы, русские купцы взамен их выдают большею частью русскую серебряную монету. Русские товары конечно тоже идут к маньчжурам, но сравнительно в весьма незначительном количестве, более всего плис, даба, нанки, иглы и отчасти сукна. Кроме торговли с купцами, маньчжуры запродают много скота в казну и получают за это звонкой монетой.