За Байкалом и на Амуре. Путевые картины

Мужики помолчали и, почесав затылки, переспросили.

— Кто? Мы-то?

— Да. Откуда, говорю.

— Мы из-под Хабаровки-и, — отвечали они, растягивая последний слог.

— Родом-то откуда?

— Кто? Мы-то? — опять переспросили мужики, переглядываясь между собой.

— Да. Откуда, говорю, родом-то?

— Родом-то?

— Да.

— Гм!

Несколько времени прошло в молчании. Я опять спросил.

— Откуда же вы, добрые люди?

— Кто? Мы-то?

— Ну да, конечно вы, с вами, ведь, я речь веду.

— Да родом-то мы, выходит, есть перемски, есть вот тоже и вячки, нолинскова уезду, — нехотя отвечали мужики.

— Земляки ведь вы мне! — сказал я и сел рядом с ними на бревна. Мужики придвинулись плотнее друг к другу, перестали чинить свои зипуны и обратили все внимание на меня.

— Да вы, братцы, не робейте, я ведь простой человек, не чиновной, я купец.

— Ой, ли? Так ты, дело выходит, тоже вячкой? — оживляясь, спрашивали мои новые знакомцы.

— Вятской, вятской: я из города Елабуги.

— А-а! Кака штука!.. Ну, землячок, так ты чево ино, сослан што ли сюды?

— Нет, зачем сослан. Я здесь по своим делам. Вот, Бог даст, покончу их, да и назад поеду, на свою сторону.

— Вот оно што! Та-а-к. Назад… Не ладится што ли здеся?

— Да не больно ладится, да и далеко от своей стороны тоже.

— Правда, брат землячок, совсем твоя правда, — грустно сказали вятичи и вздохнули, глубоко вздохнули.

Все мы замолчали и долго продолжалось это молчание, каждому вспоминалась своя родная сторона, милые сердцу образы восставали в воображении и грустно как-то стало на сердце.

— Как же вы, братцы, из-под Хабаровки-то сюда попали, — спросил я после молчания.

— Из-под Хабаровки-то?

— Ну, да.

— Из-под Хабаровки-то мы, землячок, правду те коли сказать, мы брат оттуда убегли, вот што!

— Как убегли! — удивился я.

— Да так вот, поди ты, убегли, братец, да и кончено дело и весь сказ тут.

— Что вы, ребятушки! Да как же? Зачем же вы убегли-то?

— Эх землячок, землячок! Сам ты посуди, от добра разе человек убежит. Значит уж худо было, коли убегли, — вот она штука-то какая! Исправник, вишь ты, нас все не пускал. Мы, значит, у него спервоначалу-то просилися и молилися, пустите мол ваше благородие. Нет, говорит, мордва вы, говорит, некрещеная; поселилися здесь, так и живите, говорит. А как тут жить? Земля, все равно теперь, что голая глина, жить совсем невмоготу было…

— Ну и что же вы сделали? Как устроили свой побег-то?

— Да чево мы? Мы ничево. Подумали, подумали, поохали да погоревали, а потом перекрестились да, благословясь, и порешили задать деру из-под Хабаровки-то. Пришли вот тут, отсюда верст тридцать от городу-то, речоночка такая малехонькая есть, Завитая, бают, зовется, как ли ино, — Бог ее знает; только мы на ней и сели поселком, запахали земли десятин семь видно. Теперь вот сюды в город пришли на заработки; управились, значит, со своим делом-то.

— А как же, братцы, — спрашиваю я, — если вас полиция узнает, да как бродяг беспаспортных заберет всех?

Земляки мои засмеялись и, видимо, были довольны: «дескать, ты простота, ничего не смыслишь, как нужно дела-то обделывать».

— Нужды нет, землячок, ничево. Теперь уж мы никого не боимся. Полиция уж нас всех знает наперечет; теперь уж хабаровской-то исправник нас не достанет — вот что! Мы, видишь ли, как теперя пришли сюды, так прямо, перво дело — землю пахать. Как только убрались, значит, с работой, сейчас в город к энаралу и — в ноги ему упали да голосом и завыли. «Что такое, говорит, что такое, что за люди?», — энарал-то это спрашивает. — А вот, мол, так и так, баем, у хабаровского исправника просилися, молилися — не пускал исправник; — бежали, мол, тайком, крадучи. Ну и опять ему в ноги бух и слезно просим, чтобы, значит, нам наших жен и ребятишек по бумаге выписали сюды.

— Ну и что же вам генерал сказал?

— Что энарал? Энарал ничево. Сперва-то наперво, было, закричал, затопал ногами, ну а как мы ему втолковали, что, мол, землю запахали, хлеб посеяли, — так он инда засмеялся. Ну, говорит, ребята, хитрой, говорит, народ всячной.

— Ребята хвачки, — подхватил один из вятичей и все засмеялись.

— Что же он про ваши семьи вам: обещал похлопотать?

— Энарал-то? Как же, обнадежил, бумагу, говорит, туда пошлю, по бумаге, говорит, вышлют беспременно ваших жен и детей. Так вот как, землячок, теперь мы никого и не трусим. Мы было энаралу-то за земляков своих словечко молвили; ну да он ничево не сказал, самим, говорит, им надо хлопотать — вот что!

— Ну дай вам Бог, земляки, здоровья да в деле подспорья.

Я поднялся с бревен и хотел идти, но вятичи меня остановили вопросом, когда я поеду, и стали заказывать поручения на родину.