За безупречную службу!

И проклятая угловатая штуковина, будто назло ему, зацепилась за подкладочную ткань. Это было как в дурном сне, когда бежишь и никак не можешь убежать от неотвратимо надвигающегося кошмара, а оружие, которым ты собрался разить нечисть, прямо у тебя в руках вдруг превращается в какой-то негодный, распадающийся на куски хлам: пистолет становится сломанной пластмассовой игрушкой, а меч-кладенец — гнилой суковатой веткой.

Михаил Васильевич рванул сильнее, ткань негромко треснула, и получившая свободу рука по инерции отлетела за спину. Ладонь сжимала короткую, вот именно как у детской игрушки, рукоятку, указательный палец лежал на спусковом крючке. Горчаков начал поднимать руку, но момент, действительно, был упущен: рейдер соображал быстро, а реагировал еще быстрее, и его пудовый кулак опередил пулю, с убийственной силой ударив Михаила Васильевича в подбородок.

Горчаков рухнул, как подкошенный, маленький тупоносый пистолет, вертясь волчком, отлетел в сторону и замер у плинтуса.

— Дьявол, — тряся ушибленной кистью, озадаченно пробормотал Волчанин. — И тут не без сюрпризов! Что же это за завод такой, где в каждом сортире по стволу припрятано?

Он наклонился, чтобы подобрать пистолет, и в это время стрельба во дворе вспыхнула с новой силой. Палили так густо, словно там, снаружи, началась настоящая война. Шальная пуля, дзынькнув, пробила оконное стекло, на шею Виктору Викторовичу посыпались мелкие колючие осколки. Он выпрямился, с растущим удивлением прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам. Он действительно был удивлен, потому что теперь к оглушительному треску автоматных очередей добавилось неразборчивое металлическое рявканье мегафона.

— Тревога! — захрипела лежащая в нагрудном кармашке рация. — Все к транспортной проходной! Повторяю: противник штурмует транспортную проходную!

— Я Первый, — прижав тангенту, сказал Волчанин в укрепленный у щеки микрофон. — Кто говорит? Какой еще, к дьяволу, противник?

— Я Шестой, — откликнулась рация. — Это менты, шеф.

— Какие менты? — изумился Волчанин.

— Да, по ходу, местные. Совсем ополоумели, черти, на поражение стреляют!

— Приказываю удерживать периметр до особого распоряжения, — снова взяв металлический командный тон, заговорил Волчанин. — Патроны беречь, стрелять прицельно. Если это местные, надолго их не хватит.

Он выглянул в окно. Нешуточный бой у ворот транспортной проходной угас так же быстро, как и разгорелся. Теперь там происходила вялотекущая перестрелка, из чего следовало, что первая атака отбита, противник откатился на исходные позиции и теперь вымещает злость и разочарование, попусту расходуя патроны. За воротами, посверкивая красно-синими молниями работающих проблесковых маячков, косо торчала на простреленных шинах изрешеченная пулями полицейская «Лада» без единого целого стекла. Около нее неподвижно лежал человек в надетом поверх серой униформы зеленом армейском бронежилете и стальной солдатской каске. Еще один мешком серо-зеленого тряпья висел на воротах, через которые пытался перелезть. Скверно спланированный и крайне непрофессионально проведенный штурм захлебнулся, но Волчанин понимал, что долго это не продлится: рано или поздно кто-нибудь сообразит взять в городе первый подвернувшийся под руку грузовик и высадить ворота. Это, конечно, не страшно, но ментов тогда придется перебить, как собак. А впрочем, что их жалеть? Семь бед — один ответ; у них уже есть потери, и, если не убраться отсюда раньше, чем командующий этим бездарным штурмом болван окончательно потеряет голову и вызовет из области ОМОН, дело может кончиться по-настоящему скверно.

Собственно, надолго задерживаться здесь никто и не планировал.

Бросив взгляд на неподвижно лежащего у стены Горчакова, Волчанин быстрым шагом подошел к разбитому окну, около которого возился лазутчик. Правый край массивного нижнего бруса оконного блока был слегка приподнят: лазутчику не хватило пары секунд, чтобы его вынуть.

А может, наоборот — поставить на место?

Слегка похолодев от этой мысли, Виктор Викторович извлек из ножен вороненый клинок с зазубренной спинкой, поддел кончиком лезвия и, крепко ухватив пальцами свободной руки, вынул брус. Под ним, как и говорил Горчаков, обнаружилось мелкое углубление шириной в кирпич. А в углублении, втиснутая туда силой, явно впопыхах и оттого криво переломленная вдоль, лежала припорошенная сухой землицей и мелкой известковой крошкой картонная папка грязно-синего цвета.

Виктор Волчанин пришел сюда именно за ней, но сейчас с трудом верил своим глазам: да неужели?! На стадии планирования операция казалась едва ли не самой простой из всех, какие ему довелось осуществить: пришли на рассвете, взяли, что надо, и тихо ушли еще до того, как город начал просыпаться. А вместо этого застряли тут почти на двое суток, перебили кучу народа, понесли потери, а под занавес еще и ввязались в бой с полицией. И все из-за одного-единственного идиота с принципами! После такого поневоле начнешь трястись над этой папкой, как над чашей святого Грааля…