За борт!

— Вынуждена тебя разочаровать, — сухо ответила на иронию Хильдегард. — Скорее это был конец. Он хотя и оказался в моей постели, но лишь на несколько часов. Потом он уехал, так как служил в труппе гастролирующего театра и на следующий день ему предстояло играть на сцене другого города. Сейчас эта история кажется мне чудным сном, который резко прервался, а за ним наступило отрезвление.

— Ты забеременела, — закричала Эллен, — и даже не знаешь точно, от кого!

— Этот вопрос меня вообще не волновал, поскольку мой муж мной пренебрегал. Куда большей проблемой было то, что я уже нарожала достаточно детей. Но поскольку Рудольфу в любом случае предстояло стать отцом в пятый раз, я придумала тактику поведения, которой решила держаться категорически твердо, опираясь на принцип: как ты мне, так и я тебе. Однако после первых месяцев беременности я уже чувствовала, что буду любить тебя так же, как и остальных своих детей, и даже больше.

— Так как все-таки звали актера? Он хоть известная личность, его имя всплывает в каждом втором телефильме? — торопила мать разволновавшаяся Эллен.

— Он умер примерно год назад, был немного старше меня. С того дня мы ни разу больше не встречались. Но я следила за его карьерой в прессе. К сожалению, он не стал звездой, но то и дело мелькал на экране в ролях второго плана. Можешь набрать его имя в Интернете и почитать, я в этом ничего не понимаю.

Хильдегард выдвинула ящик комода и почти сразу нашла что искала — папку с газетными вырезками и открытку и передала их дочери. Эллен с растерянным видом рассматривала портрет юного мужчины, подписанный «Карл Зигфрид Андерсен». Имя ей ни о чем не говорило, лицо казалось совершенно чужим. Зато сразу стало понятно, откуда у нее неодолимое желание играть героиню на сцене. И почему мама в столь резкой форме ее отговорила от актерской карьеры.

В этот момент с улицы донесся шум подъезжающего автомобиля. Эллен выглянула в окно и увидела Амалию, вылезавшую из машины Уве. Дочь стремительно нацепила рюкзак и захлопнула дверцу машины, не поцеловав Уве на прощание, как делала обычно. Эллен попросила мать прерваться на минуту и побежала вниз по лестнице:

— Я ждала тебя не раньше вечера. Что-то случилось?

— Уве — придурок! — вырвалось у Амалии раздраженно.

По счастливой случайности осталось немного чая, приготовленного для Хильдегард, и Эллен налила дочери, чтобы та пришла в себя. Мало-помалу выяснилось, что у Клэрхен была веселая вечеринка.

— Почти что одни художники, — сказала Амалия. — В определенном смысле мне комфортнее с ними, чем с тупыми типами из нашего…

— Уве, конечно, критерию не соответствует, — перебила ее Эллен.

— Он жутко ревнивый! В Кёльне вообще эти его дурацкие сцены неуместны. Надо было сразу отослать его домой.

Амалия заплакала навзрыд. «Да уж, сегодня говорить с ней бесполезно, — решила Эллен. — Не сомневаюсь, что она, не теряя времени, стала открыто флиртовать с одним из этих художников, и Уве понял, что потерпел поражение». Ей было немного жаль бедолагу, по-своему он был неплохим парнем. Куда ни посмотри — всюду волокитство и супружеские измены, ложь и интриги, Содом и Гоморра, подумала Эллен про себя и обняла плачущую дочь.

— Уве словно с цепи сорвался, дошел до того, что разбил вдребезги любимую подставку для яиц Клэрхен прямо о стену, — всхлипнула Амалия. — Кинул в свадебный портрет леди Ди! Она купила его много лет назад в Лондоне на блошином рынке!

Эллен нежно поглаживала голову дочери. «Она совсем еще ребенок, — вдруг дошло до нее, — девочку нужно оберегать, так всегда поступала и моя мама».

— Хочешь поесть, милая? Со вчерашнего осталось много пирогов и сладкого.

— С присыпкой? Это буду. А как вообще прошло у вас? — спросила Амалия, вытирая слезы.

Эллен пожала плечами:

— Как-нибудь в другой раз расскажу. Я рада, что все уехали. Было довольно утомительно.

— Еще бы, — посочувствовала Амалия. — Семья всегда напрягает! Я сейчас лягу в ванну, а потом мне обязательно надо будет позвонить Клэрхен.

Эллен положила на поднос пару кусков вчерашних пирогов и отнесла в комнату матери. Интересно, она во всем призналась или припрятала еще парочку неожиданностей в рукаве? Первое, что Эллен спросила, войдя в комнату:

— Папа знал, что я не его ребенок?

— Да, наверное, хотя мы с ним об этом никогда не говорили. Рудольф не осмеливался говорить со мной на тему округлившегося живота. Однако, не моргнув глазом, принял тебя как родную и полюбил, в чем я не сомневаюсь. Впрочем, всей правды он, само собой, не знал до конца жизни.

— Ради бога, мама! На что ты намекаешь?